Мужичок с рогатиной раззявил рот, но высказаться не успел — Славка с земли метнул щит. Попал в колено. Мужик пошатнулся, Славка прыгнул (лучник за спиной пустил еще одну стрелу — в белый свет), скрутил мужичка, как тряпичную куклу, развернулся, прикрываясь им, как щитом.
Лучник больше стрелять не рискнул. Славка видел его, присевшего за кустами. Тот еще вояка — полголовы наружу.
Пойманный мужичок ожил, захрипел: «Пусти, нурман!» — затрепыхался как заяц, попытался дотянуться до сапога…
Славка придавил легонько, чтоб почуял силу и не дергался, тронул сталью горло:
— Какой я тебе нурман, смерд! Уймись, не то башку отрежу!
Мужичок обмяк… И завонял.
Обделался.
Зря. Славка не собирался его убивать.
Тем более, подсеченная лошадка уже поднялась. Кажись, нога у нее цела.
— Эй, ты, в кустах! — крикнул Славка. — Вылезай, не трону!
Стрелок вылез. Лук он держал перед собой, внатяг. От страха, должно быть.
Нет, и этот тоже не воин. Надо же, какие дерзкие лесовички. Решили нурмана завалить.
Славка отпустил скрученного мужичка. Тот сел на травку.
Левой рукой Славка сдвинул шлем на затылок.
— Не боись, — сказал он с усмешкой. — Не нурман я.
— А ну брось меч! — потребовал лучник. — Не то стрельну!
— Ты уж стрельнул раз, — сказал Славка. — Хватит уже. — И шагнул к нему.
Дзеньк! — Славка поймал стрелу левой рукой, уронил на травку. Мог и не ловить, все равно слабая, да и мимо шла. Рука у стрелка дрогнула. Утомился, чай, впустую тетиву тянуть.
Вдруг рот стрелка растянула глуповатая улыбка. Удивленный Славка тоже улыбнулся — в ответ…
Но оказалось: неуклюжий стрелок обрадовался вовсе не ему.
— Меч наземь, чужак! — раздался за спиной Славки сиплый бас.
Славка скосил глаза и увидел на траве разбитую пятнами листвы тень. И еще одну.
Двое. Пешие. Стоят близко — вполне можно достать на развороте.
— Кладу уже, — примирительно произнес Славка, медленно сгибая колени, делая вид, что хочет аккуратно положить клинок на травку…
И крутнулся в стремительном развороте, уходя от возможной стрелы, атакуя снизу вверх ближайшего противника так, чтобы прикрыться им от второго.
С лязгом сшиблись клинки. Славкин противник был готов: встретил выпад мощно и умело, и так же умело сдвинулся в сторону, оставляя за спиной вспыхивающее сквозь листву солнышко и давая подход напарнику. Добрый воин, сразу видать. И доспех добрый: панцирь с зерцалом, шлем с личиной, а тыльник — кольчужная сетка ниже ворота. Опасный противник. Однако и Славка не лыком шит. Тоже сместился и уловил противника на выученный у воеводы Асмуда ромейский прием: показал открытый бок, как когда супротивник купился, послал клинок навстречу, отводя вражеский меч, и, вдоль руки противника, змеиным гибким выпадом — прямо в правую подмышку.
На севере так не бились. Любой нурман нанизался бы на клинок — как поросенок на вертел. Но этот воин оказался проворней нурмана, а может — знал прием, потому что будто бы был готов: свел Славкин клинок в сторону — вдоль кольчужного рукава, в прорезь наплечника, и кулачищем в обшитой железной чешуей рукавице треснул Славку по физиономии. Будь Славкин шлем в боевом положении, этот удар Славку бы особо не смутил. Наклонил бы голову и принял кулак на стальной налобник. Но шлем был сдвинут на затылок, потому Славка отдернулся назад, пытаясь одновременно выдернуть меч. Меч «увяз», и уклона не получилось. Кулачище пришел Славке точно в подбородок, и светлый день померк.
Очнулся Славка от холодной воды, бегущей по лицу.
Открыл глаза — и увидел над собой знакомое длинноусое загорелое лицо полоцкого воеводы Устаха.
— Здрав будь, сынку, — пробасил воевода и махнул рукой тому, что лил на Славку водичку: довольно.
— Здорово и тебе, дядька Устах, — сказал Славка с трудом двигая распухшей челюстью.
— Здорово и тебе, дядька Устах, — сказал Славка с трудом двигая распухшей челюстью. — А я думал — тебя убили.
— А я думал — тебя, — без тени шутки отозвался Устах.
Славка сел, пощупал челюсть: сбоку уже налился здоровенный желвак.
— Это Кулиба тебя достал, — сказал Устах. — На-ка приложи, — он протянул Славке медную поясную бляху. — Кулиба у нас на это дело мастак. На кулачках дерется не хуже новгородца. А на мечах — еще лучше. Было время: Кулиба у самого Асмуда в отроках ходил.
— То-то он мой прием угадал, — сообразил Славка. — А как ты тут оказался, дядька Устах?
— Да уж оказался, — фыркнул воевода. — Ты мне вот что скажи, Богуслав: неужели отпустил тебя Владимир? — спросил Устах.
— Не то чтобы отпустил… Пощадил. Хотел сперва нурманам своим отдать, а потом узнал, чей я сын, — и пожалел. В клеть запер. Обещал свободу дать, когда Киев возьмет. Только мне, дядька Устах, не верится, что Киев ему дастся. Так что я взял да и ушел.
И рассказал, как сбежал из Полоцка.
К тому времени, как Славка закончил рассказ, вокруг собралась уже изрядная толпа. Все — вооруженные, хотя настоящих воинов было немного. Десятка два, может быть. Остальные — вроде того стрелка, который вместо Славки товарища своего подбил.
— Быстрый ты, — похвалил Устах. — Расскажи, что делать будешь?
— В Киев пойду, — ответил Славка. — Надо Ярополка известить.