Девки засуетились, накрывая на стол, а матушка чинно опустилась рядом с мужем. Славка в очередной раз подивился: какая она махонькая — в сравнении с громадиной-отцом.
Славка с Йонахом обнялись, поцеловались по-родственному.
— Как Данка? — спросил Славка.
— Животик рóстит, — с удовольствием сообщил Ионах. — Артём, ты с ханком этим копченым надежных людей отправил?
— Надежных, — успокоил его Артём. — Не забалует волчок степной. Как думаешь, бать, не наврал он про чашу?
— Нет, — качнул головой отец. — О той чаше я уже от других слыхал. А вот в том, что поможет ее выкупить, — сомневаюсь. Однако попытаемся. Не дело это, когда над прахом великого воина такое творят.
Стол между тем уже уставили блюдами со снедью: тушеной, жареной, вареной. Дичь и домашнее мясцо, копчения, соления, рыбка белая и красная, баранья похлебка с требухой и грибная соляночка, пироги сладкие и соленые, квасок и сбитень, пиво и мед. И кувшины с вином: зеленым и красным, булгарским, хузарским, ромейским…
Славка сглотнул слюну, но терпел. Ждал, когда будет можно.
— Возблагодарим Господа! — строго произнесла матушка.
— Отче наш, иже еси… — торжественно начал воевода. Остальные подхватили. Кроме Йонаха. Хузарин поклонялся Богу по-своему. И молился не по-булгарски, а по-иудейски. Все попытки тещи обратить его в истинную веру хузарин вежливо пресекал. Правда, не возбранял жене молиться Христу, чем отчасти примирил набожную Сладиславу со своим иноверством.
Правда, не возбранял жене молиться Христу, чем отчасти примирил набожную Сладиславу со своим иноверством.
— …Аминь! — произнес вместе со всеми Славка, тут же сцапал со стола кусок пирога размером в бронное зерцало и вгрызся.
Некоторое время ели молча. Потом Артём сказал:
— Славка, хорош жрать! Расскажи-ка отцу о своих приключениях.
— Дай малому спокойно покушать! — сердито сказала мать.
— Какой он малой? — возмутился Артём. — Он — гридень! Причем мой гридень!
— Это он в Детинце — гридень, — отрезала Сладислава. — Ишь, раскомандовался, воевода!
Славка покосился на отца: тот ухмылялся. Нравился ему решительный нрав матери. По правде говоря, в доме ее боялись куда больше, чем хозяина. Страшней Сладиславы для дворни был, пожалуй, лишь дядька Рёрех. Да и то потому, что — ведун.
Однако Славке и самому не терпелось рассказать о своих подвигах.
Историю его выслушали очень внимательно. Славка опасался, что отец будет ругать за беспечность, но воевода никак не отметил оплошку сына. Только нахмурился. Впрочем, и хвалить за ловкость побега тоже не стал. Зато перестал хмуриться и начал выспрашивать, почему пленившие Славку хузары показались тому странными.
Славка как мог — объяснил. Отец подумал немного, потом велел:
— Лук покажи.
Славка сбегал за трофейным оружием.
— Добрая вещь, — похвалил батя, разглядывая лук. — Пожалуй, подороже твоей потерянной сабельки. — И непохоже на печенежскую работу. Думаю, арабы мастерили. Ну-ка, Йонаш, глянь. Что скажешь?
Хузарин принял лук и глаза его вспыхнули.
— Знатно! — проговорил он восхищенно.
Вскинул взгляд на Славку:
— Продай!
Славка смутился.
Хузарин — родич. Причем — старший. Родич родичу не то что продавать — даже говорить о подобном не должен. Если понравилась брату вещица — надобно намекнуть. Тогда, если уважает Славка Йонаха, — должен одарить. А Йонах, в свой черед, — отдариться при случае. Так по обычаю. Хузарин о том знать должен… Забыл?
Славка растерянно взглянул на отца… Тот еле заметно качнул головой, потом — коснулся пальцем уголка глаза: будь внимателен, воин.
Славка посмотрел на брата-хузарина и понял: это трофейный лук смутил все его мысли. Из-за него Йонах даже о правильном обычае позабыл. Или испугался, что Славка откажет? Лук-то и впрямь дивно хорош. И расставаться с ним Славке немного жаль. Но как можно отказать старшему брату, когда тот — просит?
Пока Славка молчал, Ионах понял его молчание неправильно.
— Проси что хочешь! — воскликнул он. — Кроме жены, всё отдам!
Тут уж Славка опомнился:
— Да что ты такое говоришь, Йонаш! Бери его! Подарок!
Хузарин аж задохнулся. Потом вскочил. Обнял Славку. На глазах — слезы:
— Брат! Не забуду!
Славка совсем смутился. Лук, конечно, хорош, но чтобы так…
Все же хузары — они другие. Не такие, как остальные Славкины родовичи.
Ну и ладно. Зато Славке стало вдруг очень хорошо. Правду говорят: дарить иной раз слаще, чем быть одаренным.
Правду говорят: дарить иной раз слаще, чем быть одаренным. Особенно если знаешь, что одаренный в долгу не останется. Отдарит не менее щедро. Так в обычае у всех: и у хузар, и у кривичей, и у нурманов. Разве вот у ромеев — по-другому. Ну так на то они и ромеи, чтобы имущество выше человека ставить.
Славка поймал одобрительный взгляд отца: молодец, сын!
А Ионах между тем все не мог успокоиться. Гладил оклеенную шелком спинку, нюхал, нажимал пальцами, проверяя упругость лежащих под шелком сухожилий… Видно было: хузарину очень хочется попробовать подарок, но он не решается.
— Ну, что скажешь? — повторил воевода. — Арабская работа?
— Нет, — мотнул головой хузарин. — Глянь, воевода, тут на шелке человечки нарисованы: арабы людей не рисуют — им Закон воспрещает. — Я так думаю, что это синдская вещь. И еще знаешь что скажу: луком этим если и владел печенег, то недолго. А до того его хозяином ромей был.