Что же до Торольва, отца Торгисля, то был Торольв воспитателем Олава. Дядькой, как говорят здесь в Новгороде.
Олав и Торгисль дружили с детства. Торгисль был старше, однако признавал главенство Олава, потому что тот был пусть и посмертным, [8] однако — сыном конунга. Друзья вместе скитались. Вместе попали в рабство, когда эстский «морской конунг» Клеркон захватил их корабль, убил Торольва и разлучил Олава с матерью.
Олав в то время был еще очень мал, однако очень хорошо все запомнил. И сейчас сразу узнал своего врага.
— Глянь туда! — прошептал он по-нурмански, дергая за руку своего спутника Торгисля.
— А что там? — спросил Торгисль, уставившись на троих воинов, торговавших у купца-новгородца серебряную чашу. — Хочешь купить чего-нибудь из серебряной утвари? У нас денег не хватит.
— Дурень! — сердито прошипел Олав. — Не на серебро смотри! Не узнаешь, что ли?
— Кого?
Надо признать, Торгисль был немного простоват.
— Это Клеркон!
— Да? — Торгисль мгновенно собрался, ощетинился, будто пес. — Точно, он! — Рука сама потянулась к ножу на поясе… И остановилась.
Трое оружных эстов, опытных воинов. Что им может сделать тринадцатилетний мальчишка с ножом?
Губы Олава презрительно скривились: испугался Торгисль.
— Он — твой кровник! — процедил посмертный сын конунга.
— Не хочешь отмстить за отца?
— Хочу, но как? — развел руками Торгисль. — Их трое, у них — мечи. Сила за ними, Олав. Мы не можем биться со взрослыми викингами. За отца не отомстим, а сами умрем. Или — опять в рабство, — Торгисля передернуло от дурных воспоминаний. В доме у эста Реаса ему жилось далеко не так хорошо, как приглянувшемуся хозяевам Олаву.
— Не биться, — бешеным шепотом проговорил Олав. — Не биться, а убивать!
Дальше все произошло очень быстро.
Рядом с торговцем украшениями стояла лавка, где продавали всякий скобяной товар и домашнюю утварь. Среди прочего лежал небольшой топорик, каким удобно сечь кости, разделывая туши.
Олав подошел к эстам поближе. На него взглянули мельком, но, конечно, не узнали.
Да и как узнать в прилично одетом одиннадцатилетнем пареньке пятилетнего мальчишку, взятого шесть лет назад на нурманском кнорре?
Олав спокойно взял примеченный заранее топорик, повертел в руках, будто прицениваясь… И вдруг внезапно, с разворота вогнал топорик в висок Клеркона. Доброе новгородское железо с маху просекло кость и вошло в мозг. Клеркон умер раньше, чем начал падать. Его спутники, пораженные, помедлили лишнее мгновение, прежде чем схватиться за мечи и зарубить Олава. Олав же времени не упустил. Оставив топор в голове Клеркона, он бросился наутек.
Вопли: «Лови! Держи убивца!» — полетели вслед, но тоже припозднились, потому что не всякий мог сообразить, что под «убивцем» подразумевается мальчишка.
Однако многие видели, что Олав пришел на ярмарку вместе с Торгислем. А Торгисль удрать не поспешил, и его схватили. Указал на него торговец скобяным товаром, чей топорик отправил Клеркона в Ирий.
— Говори, маленький нурман, где твой дружок? — закричал один из эстов, хватая Торгисля за горло.
Торгисль схватился за нож, но другой эст выкрутил ему руку:
— Говори, щенок!
Торгисль, может, и сказал бы, да не мог. Только хрипел.
— Эй, отпусти его! — закричал торговец. — Задавишь!
Торгисль, точно, уже ногами засучил…
Эст будто не слышал.
…Древко копья ударило эста по затылку. У эста на мгновение потемнело в глазах. Хватка ослабла, он выпустил горло Торгисля и потянулся к мечу…
Второй удар пришелся по локтю эста. Рука вмиг онемела. Эст даже вскрикнул от боли… Второй эст даже не пытался прийти на помощь сородичу. Копье, которым приложили соратника Клеркона, принадлежало княжьему отроку. Одному из двоих. А третьим, старшим, был опоясанный гридень новгородского князя. Нурман.
Этот оружия не доставал, однако всем своим видом показывал: только дернись — и я тебя прикончу.
Встреться они где-нибудь в море, эст, такой же опытный викинг, как и нурман, не испугался бы принять бой. Но сейчас они были на чужой земле, а нурман — человек здешнего конунга. Чем бы ни закончился поединок — эсту не жить.
— Ты как, малый? — спросил гридень по-нурмански, наклоняясь к Торгислю.
— Ж-живой… — прохрипел тот и закашлялся.
— Что здесь случилось?
Торгисль молча указал на труп Клеркона.
— Это ты его убил? — спросил гридень.
Торгисль замотал головой.
— Это его… — начал второй эст.
— Заткни пасть, — оборвал его нурман.
— Можно я скажу? — попросил торговец скобяным товаром.
Вокруг уже собралась изрядная толпа. В основном — покупатели. Торговцы не рискнули бросить свой товар.
— Говори, — разрешил гридень.
— Этот — ни при чем. Убил второй мальчишка. Поменьше этого. Моим топориком… То есть он мой, потому что мальчишка за него не заплатил! — поспешно уточнил торговец, опасаясь, как бы его не обвинили в соучастии. — Взял будто посмотреть, а потом — хрясь того по голове!
Нурман, раздвинув толпу, подошел к телу. Взялся за рукоять топорика, выдернул без усилий.
— Говоришь, твой топорик? — сказал он торговцу. — Тогда забирай. Только не продавай пока. Суд будет — покажешь.
Нурман повернулся к эсту, баюкавшему ушибленную руку.
— Ты — его родич? — спросил он, кивнув на убитого.