Она вздрогнула, справившись с эмоциями через мгновение. А затем вышла, оставив меня одного в тусклом свете иллюминиевых плиток.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Наваждение.
Помню, я где?то вычитал, что среди археологов, впервые проникших в марсианские захоронения или, точнее сказать, города, был огромный процент сумасшедших. Похоже, умственные расстройства всегда сопровождали эту профессию. Лучшие умы принесли себя в жертву идее, подбирая ключики к марсианской культуре.
Только заканчивали они вовсе не тем, что ломались или опускались до образа буйнопомешанного. Они не ломались, они просто тупели. От лихих интеллектуальных подвигов переходили к беспомощному бормотанию, часто совершенно невнятному и ни на что не направленному. Специалисты проходили этот путь косяками. В контакте с продуктами нечеловеческого разума психику сдирало будто абразивом. Гильдия расходовала людей, как работающие напротив крутящегося точила одноразовые скальпели.
— М?да, кажется, там можно летать… — Люк Депре без особой радости рассматривал находившееся над нами сооружение.
В его словах прозвучали одновременно беспокойство и смущение. Я догадался: Депре испытывал те же проблемы с изоляцией подсознания, что и я. Когда созданные для ведения боевых действий подпрограммы сталкиваются с тем, что невозможно определить, они начинают сверлить твой мозг, словно требуя никотина. Искать засаду среди марсианской архитектуры — все равно что голыми руками ловить скользкого осьминога в Митчем?Пойнт.
Внутреннее пространство корабля распространялось вширь, поражая взгляд с первого момента — едва мы попали в перемычку, шедшую от причального порта. Конечно, я еще никогда не видел ничего подобного. Пытаясь найти подходящие ассоциации, вдруг вспомнил картинку из детства, прошедшего в Ньюпорте. Как?то раз, весной, на стороне Глубокой воды рифа Хираты я получил хороший урок. Случайно разрезал о выступ коралла подававшую воздух трубку краденого и наскоро залатанного дыхательного аппарата. На глубине пятнадцати метров. В тот момент, наблюдая за пузырями бурно выходившего кислорода, я расслабленно думал: как выглядят пузыри изнутри?
Теперь я это знал.
Пузыри висели, словно примерзнув к месту, едва окрашенные в голубовато?розовый перламутр. Казалось, из?под их поверхности исходит неяркое сияние. Кроме очевидной разницы в возрасте, в глаза бросалась хаотичность — напоминавшая те самые пузыри, что выходили из моего дыхательного аппарата. Никакого ритма или смысла в форме слияния или поглощения отдельных пузырей явно не просматривалось.
Местами связующее их пространство оказывалось не более метра в диаметре. Кое?где округлые стены превращались в резкие изломы, встречая пересечение сразу нескольких секций. В первом помещении, куда мы попали, потолок вообще не опускался ниже двадцатиметровой отметки.
— Надо же, пол плоский, — тихо пробормотала Сунь Липин, опускаясь на колено и сметая пыль с поверхности под ногами. — И у них была… вернее, есть гравитационная установка.
— Почитайте «Происхождение видов». — В пустоте голос Тани Вордени раздался гулко, как в соборе. — Виды появляются в условиях тяготения, так происходит везде. Невесомость вредна для здоровья, сколь бы забавной она ни казалась. И если у вас есть гравитация, то нужны плоские поверхности, чтобы размешать на них предметы. Целесообразность в действии. Аналогично устроен причальный порт. Хочется расправить крылья, но для посадки корабля нужно идти по прямой.
Все дружно обернулись, глядя на путь, которым только что прошли. В сравнении с помещением, в котором мы находились теперь, обводы причального порта выглядели более рациональными. Длинные ступенчатые стены выходили наружу двухметровыми трубами. Кольца не везде были ровными. Казалось, что проектировщики марсианского корабля так и не смогли окончательно уйти от аналогии с живой природой.
Похоже, эти кольца были частью механизма, каким?то образом облегчавшего переход принимаемого корабля в атмосферу с более высокой плотностью. Тем не менее не оставляла мысль, что находишься в чреве какого?то огромного спящего животного. Наваждение.
Я ощущал это периферийным зрением, улавливая смутные движения глазами и даже бровями, словно жившими своей жизнью. Как в детстве, когда играл в компьютерные игры. Их виртуальная среда не позволяла смотреть вверх или вниз более, чем на несколько градусов, — даже переходя с одного уровня сложности на другой. Здесь меня преследовало то же ощущение: нестерпимое желание увидеть то, что сверху. Желание обещало скорую боль в глазах. Но хотелось быть вполне уверенным в пространстве, что открывалось над головой. Форма находившихся над нами мерцавших поверхностей подразумевала определенный наклон, оставляя неясное чувство, будто вот?вот окажешься в перевернутом положении. Наверное, таковы были особенности привычного чужим существам окружения. Следствие того, что вся структура состояла из тонких, словно яичная скорлупа оболочек, готовых лопнуть в любой момент от первого же неловкого движения.
Следствие того, что вся структура состояла из тонких, словно яичная скорлупа оболочек, готовых лопнуть в любой момент от первого же неловкого движения. Лопнуть, отправив тебя в пустоту. Наваждение.
К этому нужно привыкнуть.