— Неплохое предложение.
Хэнд как бы случайно переместился на новую позицию, точно между Вордени и Сутъяди.
Хэнд как бы случайно переместился на новую позицию, точно между Вордени и Сутъяди.
— Капитан, по?моему — разумный компромисс. Или я не прав?
Сутъяди понял маневр начальника. Отдав честь, капитан развернулся на пятках. Он поднял взгляд, лишь спустившись вместе со мной с погрузочной рампы. Он выглядел затравленным. Иногда невинность раскрывает себя достаточно странным образом.
Сойдя с трапа, Сутъяди подцепил ногой труп чайки. Потом отбросил его прочь вместе с фонтаном песка.
— Хансен, Сян, — позвал он не терпящим возражений голосом. — Очистите берег от этого дерьма. Мне нужно, чтобы на песке не осталось ничего на двести метров в обе стороны.
Приподняв бровь, Оле Хансен не без иронии козырнул. Однако Сутъяди не смотрел в его сторону. Он вглядывался в береговую линию. Что?то пошло не так.
Хансен и Сян очистили пляж довольно быстро. Они смели в море слой мертвых чаек, включив двигатели сразу двух имевшихся на борту «Нагини» гравициклов и подняв тучу песка и белых перьев. На расчищенном пятачке около штурмовика вскоре обозначились контуры временного лагеря, а после возвращения Депре, Вонгсават и Крюиксхэнк с траулера темпы строительства сильно ускорились. К наступлению полной темноты на песке уже стояло пять куполов, расположившихся строго по кругу. В центре находилась «Нагини». Под конец на купола для маскировки нанесли покрытие «хамелеон». Постройки были бы совершенно неотличимы одна от другой, если бы каждую не пронумеровали, прикрепив над входом нужную цифру из иллюминия.
В каждом куполе могли жить четверо, размещаясь в двух комнатах с койками, между которыми была третья — общий кубрик. Впрочем, конфигурации двух куполов оказались нестандартными, с «уполовиненным» пространством для сна. Один предназначался для совещаний, а в другом располагалась лаборатория Тани Вордени.
Я нашел археолога именно там, в лаборатории. Она продолжала вводить заметки в портативный компьютер.
Вход был открыт. Его только что прорубили лазером, и эпоксидная смесь, которой заделывали люк, пахла новой пластмассой. Нажав для приличия на кнопку, я заглянул внутрь.
— Чего тебе? — меня не удостоили даже взгляда.
— Это я.
— Я знаю, кто ты. Лейтенант Ковач. Чего тебе нужно?
— Наверное, чтобы пригласили войти.
Она перестала писать, по?прежнему избегая моего взгляда:
— Ковач, мы больше не в виртуальном мире. Я не…
— Я пришел не за этим.
Немного поколебавшись, Таня подняла глаза на меня:
— Уже интересно.
— Так я могу войти?
— Как хочешь.
Нырнув в проем, я пробрался через разбросанные бумажные распечатки туда, где сидела Вордени. Бумагу изводил ее компьютер, похожий на простую клавиатуру с памятью. Все распечатки были вариациями на одну тему: последовательности из техноглифов в сопровождении комментариев археолога.
Пока я смотрел, она прочертила через очередной набор картинок какую?то линию.
— Что?нибудь получается?
— Не то чтобы очень, — Таня устало зевнула. — Многое вообще не могу вспомнить. Придется делать кое?какие зарисовки заново.
Я остановился у края стола:
— И долго предполагаешь работать?
Она пожала плечами:
— Пару дней. Потом начну опыты.
— А сколько уйдет времени?
— На весь артефакт, на первичные техноглифы или на вторичные? Пока не знаю. А что? Костный мозг уже беспокоит?
Сквозь открытую дверь я видел огни на руинах Заубервилля. Тусклое красное зарево на фоне ночного неба. После взрыва прошло совсем немного времени. Мы находились вблизи эпицентра, и здесь должна быть неплохая подборка из таблицы элементов.
Стронций?90, йод?131 и их многочисленные друзья?изотопы. Вспоминаю толпу круто навороченных харланских сирот, с энтузиазмом затеявших похожую вечеринку на подступах к докам Миллспорта. На них были жилеты из субатомарно?нестабильных элементов, в темноте мерцавшие пятнами, как шкура болотной пантеры. С таким тяжелым «вооружением» они проходили всюду, пролезая в любую щель, которую хотелось поиметь.
Помимо воли по телу пробежала судорога.
— Просто интересуюсь.
— Похвально. Должно быть, служба будет не сахар.
Я потянулся к одному из стоявших около стола складных стульев и как мог устроился на нем.
— По?моему, ты путаешь с эмпатией обычное любопытство.
— Неужели?
— Ужели. Любопытство — основной инстинкт, присущий обезьянам. А специалистов по пыткам оно просто переполняет. Не думаю, что остальные сильно от них отличаются.
— Тебе видней.
Приятно, что Вордени не отреагировала. Я до сих пор не знал, пытали ее в лагере или нет. И хотя иногда казалось, что это не имеет значения, сейчас она не дрогнула при слове «пытка». И это хорошо.
— Зачем ты так, Таня?
— Говорю же, мы больше не в виртуале.
— Конечно. Я ждал.
Вдруг она встала со своего места и отошла к противоположной стене, где стояли мониторы для наблюдения за воротами с десятка разных точек. Потом, отвернувшись, нехотя проговорила:
— Ковач, ты должен извинить мое поведение. Так случилось, что сегодня я видела смерть ста тысяч человек. Они погибли, чтобы дать дорогу этому маленькому приключению. Да, я знаю, знаю… Это не наших рук дело. Но все как?то слишком складно, чтобы не чувствовать вину. Сейчас, выходя на улицу, знаешь: ветер носит вокруг нас останки. И это не принимая во внимание смерть героев?революционеров. Тех, что ты убил сегодня утром, не моргнув. Ковач, извини… Меня учили не этому.