Она махнула рукой в сторону нагроможденного у ворот оборудования.
— Мы синтезируем свечение, исходившее из глотки марсианина. Умеем воспроизводить звуки, которые, по нашему представлению, могла издавать особь этой расы. Но лишь тогда мы заставим ворота действовать, когда нам откроется смысл. Ты спросил, каким образом удалось «взломать» ворота? Именно таким. Открыть ворота мог любой марсианин, элементарно пожелавший сквозь них пройти. То есть с нашим оборудованием мы откроем их снова. Дайте только срок.
В последних словах послышались гневные интонации. Кивнув, я неспешно сполз с ящика.
— Уходишь?
— Хочу поговорить с Амели. Что?нибудь нужно?
Она как?то странно посмотрела на меня:
— Больше ничего, спасибо. Пройду еще две серии, потом схожу поесть, — Таня потянулась, не вставая со своего места.
— Хорошо. Тогда и увидимся. — Я почти развернулся к выходу. — Да… кстати, что доложить Сутьяди? Ему нужна какая?то определенность.
— Скажи, что я открою ворота в течение двух суток.
— Серьезно?
Она засмеялась:
— Нет, знаешь ли. Но все равно скажи.
Хэнд был занят. Пол в его четвертинке купола пересекали замысловатые дорожки из песка, а в воздухе плавал дым от четырех свечек черного цвета, расставленных по углам.
Хэнд находился в трансе. Скрестив ноги, он сидел там, где заканчивалась одна из дорожек. В его руках была зажата неглубокая медная чаша, куда по капле стекала кровь из его рассеченного пальца. В чаше, строго по центру, лежала резная фигурка из кости, блестевшая красным там, куда падали капли крови.
— Хэнд! Что за дерьмо ты здесь развел?
Он вышел из транса, и на лице появилось отчетливо злобное выражение.
— Я сказал Сутъяди… Никто не должен меня тревожить.
— Я сказал Сутъяди… Никто не должен меня тревожить.
— Да. А он сказал мне. Так что это за хрень?
Напряженное молчание. Я прочитал состояние Хэнда. Судя по мышечным проявлениям, он был готов сразу броситься в драку. Что представлялось неплохим вариантом. Медленная смерть сделала меня хорошим специалистом по боли. А всякая симпатия по отношению к Хэнду в прошедшие два дня начисто испарилась.
Вероятно, он прочел мои мысли. Левой рукой Хэнд нарисовал в воздухе нисходящую спираль, и выражение его лица тут же смягчилось. Отставив чашу в сторону, он лизнул порезанный палец.
— Ковач, ты не способен это понять.
— Позволь я угадаю, — оглядевшись, я обратил внимание на свечи. Исходивший от них запах был тяжелым и необычайно резким. — Думаю, ты взываешь к помощи каких?то сверхъестественных сил. Собираешься так вытащить нас из переделки?
Потянувшись назад, Хэнд загасил одну из свечей, не вставая со своего места. Обычная маска уже вернулась на его лицо. Голос казался совершенно ровным.
— Ковач, ты как всегда: подходишь к неизвестному с позиции накачанного шимпанзе. Пора знать, что некоторые ритуалы требуют уважительного отношения, независимо от их прямого эффекта.
— Кажется, я могу это понять в общих чертах. Но тебя просто тянет рассуждать в терминах платежных систем. Услуга за услугу или «qui pro qui». Небольшая услуга ценой малой крови. Очень выгодно, Хэнд, и вполне, вполне в корпоративном стиле.
— Ну что тебе нужно, Ковач?
— Интеллектуальной беседы. Жду на улице.
Пройдя сквозь занавеску, я с удивлением отметил легкую дрожь в руках. Вероятно, непроизвольная реакция имплантированных в ладони биопластин. Иногда они чувствительнее носа гончей собаки и отзываются на любое вмешательство в цепь, управлявшую рефлексами. Скорее всего мои биопластины переносили радиацию хуже остального тела.
Я не мог избавиться от запаха из жилища Хэнда. Словно влажное тряпье, запах прилип к нёбу, и я попытался выхаркать его. В висках запульсировала боль. Поморщившись, я замычал словно настоящая обезьяна. Словно обезьяна, которую резал своими руками. Прочистив горло, осторожно кашлянул в последний раз и присел на стул в комнате для совещаний. Руки больше не дрожали.
Хэнду понадобилось около пяти минут для того, чтобы убрать атрибуты своего культа и снова предстать в образе готового к действию сотрудника «Мандрагоры», каким его привыкли видеть в лагере. Под глазами у него красовались синие круги, а кожа приобрела серый оттенок. Но я не заметил в глазах Хэнда того отстраненного выражения, которое наблюдал у остальных, быстро умиравших от радиации. Похоже, он вообще не выпускал наружу свои ощущения. Используя весь свой опыт Посланника, я видел в его облике лишь готовность к неизбежности.
— Надеюсь, это достаточно важно, Ковач.
— Надеюсь, что нет. Амели Вонгсават доложила о самопроизвольном отключении бортовой системы мониторинга. Прошлой ночью «Нагини» была обесточена минут пять или шесть. — Задумчиво покачав головой, я продолжил: — Да. Именно так. Что было не сложно сделать. По словам Амели, достаточно выключить цепь питания. И никаких сигналов тревоги.
— О Дамбалла… — Хэнд смотрел в сторону берега. — Кто еще знает?
— Ты. Я. Амели Вонгсават. Она сказала мне, я сказал тебе. Наверное, ты расскажешь все своему богу? Надеюсь, он что?нибудь посоветует.
— Ковач, давай не будем…
— Хэнд, время принимать управленческое решение. Я считаю, Вонгсават здесь вне подозрения. В противном случае не существует причин рассказывать мне о факте отключения. Я определенно знаю, что не могу подозревать самого себя и, очевидно, тебя. Но решить, кому доверяю из остальных сверх сказанного, не могу.
Но решить, кому доверяю из остальных сверх сказанного, не могу.
— Вонгсават протестировала корабль?