— Кто еще не оправился от похмелья, может сделать это, не откладывая. У нас проблема: отключилась одна из охранных систем внешнего кольца, причем неизвестно почему.
Сообщение возымело эффект. Шум в аудитории немедленно утих. Я почувствовал, как снизился уровень моей реакции на эндорфин.
— Крюиксхэнк и Хансен отправятся на разведку. На двоих возьмите один гравицикл. Возвращение — немедленное, при любом виде активности в заданной точке. В противном случае вам надлежит собрать любые обломки для выяснения причин здесь, на месте. Вонгсават, «Нагини» приготовить к вылету, двигатели включить, взлет немедленно по моей команде. Остальным проверить личное оружие и находиться в полной готовности.
Так, чтобы я вас видел. И держите включенными свои переговорники.
Он повернулся к Тане Вордени, притулившейся на стуле позади всех, завернутой в какой?то балахон и в солнцезащитных очках.
— Госпожа Вордени. Какова ваша оценка вероятности вскрытия ворот?
За очками осталось непонятным, видела Таня капитана или нет.
— Возможно, завтра. Если нам повезет.
Кто?то хмыкнул. Сутъяди не обратил внимания, кто именно.
— Госпожа Вордени. Мне нет нужды напоминать, какая опасность нам угрожает.
— В этом нет необходимости. — Вордени встала с места и направилась к выходу. — Я буду в раскопе.
После ухода археолога совещание закончилось само собой.
Хансен и Крюиксхэнк обернулись меньше, чем за полчаса.
— Ничего, — так звучал доклад специалиста?взрывника.
— Ни обломков, ни воронок, ни иных следов механического воздействия. На самом деле там… — Через плечо Хансен обернулся назад, показывая взглядом туда, откуда только что возвратился. — На самом деле нет вообще ни одного свидетельства, что там что?то было.
Напряжение, и так царившее в лагере, немедленно возросло. Все, словно повинуясь внутреннему инстинкту, принялись осматривать то оружие, к которому были приставлены. Хансен зачем?то расконсервировал химические гранаты, решив проверить их предохранители. Крюиксхэнк разобрала до основания свои мобильные системы залпового артогня. Сутъяди, сопровождаемый причитаниями Шнайдера, пропал в люке «Нагини» вместе с Вонгсават. Люк Депре занялся жестким спаррингом с Сян Сянпином прямо на береговой линии, а Хэнд удалился в свою половину купола — вероятно, чтобы возжечь еще немного магического огня.
Лично я провел остаток утра на скале. Она возвышалась над пляжем, и здесь мы сидели вдвоем с Сунь Липин. Я еще надеялся, что последствия прошлой ночи испарятся из моего организма раньше, чем кончится действие обезболивающего. Судя по небу, погода обещала улучшиться. Висевшая над морем серость начала с запада перемежаться клочками синего неба. На востоке еще виднелся дым от Заубервилля, замаскированный уходящими к горизонту облаками.
Мутное состояние не прошедшего до конца похмелья в сочетании с дозой болеутоляющего делали впечатление от вечера вполне мирным.
Развеялся и дым от обстрелянных наноколоний, о котором говорил Хансен. Когда я поделился с Сунь своим впечатлением, она только пожала плечами. Похоже, не я один наслаждался ощущением мирного вечера. Наконец я спросил:
— А тебя что?нибудь беспокоит?
— В ситуации вообще? — Она задумалась. — Знаешь, я бывала в худшем положении.
— Конечно, раз тебя убили.
— Конечно, да. Но я имела в виду другое. Наносистема — это действительно предмет для беспокойства, но… Даже если опасения Матиаса Хэнда обоснованны, вряд ли она способна достать «Нагини» в полете.
Я тут же вспомнил про того наноробота, о котором рассказывал Хэнд. Скорострельная пушка в виде кузнечика. Хэнд не рассказывал этого на брифинге.
— А семья в курсе, чем ты зарабатываешь на жизнь?
Сунь слегка удивилась вопросу:
— Да, конечно. Военную карьеру первым предложил отец. Хороший способ развить свои способности за их деньги. А у военных всегда есть деньги. Так говорил отец. Оставалось решить, чем заняться и за что они станут платить. Конечно, он не предполагал, что будет война. И вообще, кто думал об этом двадцать лет назад?
— Да уж.
— А твои?
— Мои кто? Отец? Не знаю. Последний раз я видел его лет в восемь. По личной шкале — почти сорок лет назад. Более ста календарных.
— Извини.
— Не стоит. С тех пор, как он ушел, моя жизнь сильно переменилась к лучшему.
С тех пор, как он ушел, моя жизнь сильно переменилась к лучшему.
— Не считаешь ли, что он бы тобой гордился?
Я засмеялся в голос.
— Да, разумеется. Истинно так. Ведь он ценил насилие, мой старик. Покупал сезонный билет на бои без правил. Он никогда не занимался спортом, так что был ограничен в спарринге. Только беззащитные — женщины и дети. — Я закашлялся. — Ладно, теперь все равно. Он мог бы гордиться тем, что я сделал со своей жизнью.
Несколько секунд Сунь молчала, потом опять спросила:
— А твоя мама?
Я отвернулся, словно пытаясь вспомнить. Оборотной стороной проводившихся в корпусе тотальных психологических практик было то, что события прошлой жизни теряли четкость, лишаясь деталей. Вас будто уносило от них на лифте. Скорее даже на ракете. В свое время я страстно этого желал. Теперь не был так уверен. Я просто почти ничего не помнил. И медленно произнес: