Матовую темно-синюю поверхность словно заволокло дымкой, а когда она развеялась, блюдце отразило плачущую молодую женщину в сером чепчике и заплатанном бесформенном платье, сидевшую на скамье в темной каморке и державшую на руках младенца.
— Ближе, — требовательно запросила Лукреция.
Блюдце, повинуясь ее властному голосу, приблизило изображение ребенка: большие голубые глаза, губки бантиком, вздернутый носик. До слуха собравшихся донесся приглушенный голос матери: «Куда же нам теперь идти, Мари? На что теперь жить?»
— Вот и подходящая девчушка! Похоже, ее мать в отчаянии, и положение более бедственное трудно себе вообразить.
До слуха собравшихся донесся приглушенный голос матери: «Куда же нам теперь идти, Мари? На что теперь жить?»
— Вот и подходящая девчушка! Похоже, ее мать в отчаянии, и положение более бедственное трудно себе вообразить. Вряд ли помощь Белинды сможет им повредить, — рассудила Агнесс.
— Вы недооцениваете Белинду, — хмыкнула Патриция, но запнулась, поймав укоризненный взгляд соседки.
— Хотя бы из уважения к ее матери, — добавила Агнесс, обращаясь к Лукреции, — дай девочке шанс проявить себя.
— Что ж, раз ты настаиваешь и если никто не против… — глава фей обвела взглядом собравшихся чародеек, но возражений не последовало, — тогда поручим Белинде опеку над этой девочкой. А теперь, я надеюсь, мы можем перейти к главной теме нашего собрания?
Волшебницы оживились и приготовились выслушать предвыборные речи кандидаток на роль крестной для принцессы.
— Аннет, просыпайся! Просыпайся скорей! Тебя ищут!
— Кто? — перепугалась прачка, вскакивая со скамьи, на которой провела ночь. Впрочем, почему провела? Аннет бросила недоуменный взгляд на темное окно. Значит, ночь еще продолжается, кому же она понадобилась в такое время? — Злюка узнала, что я здесь?
— Нет, не волнуйся, я ей ничего не сказала, — успокоила ее судомойка Одиллия, приютившая подругу до утра в своей каморке. Другие слуги по нескольку человек жили в более просторных комнатах, а Одиллия жила одна по той простой причине, что в бывший чулан, который ей отвели для жилья, помещался всего один лежак, да и тот пришлось изрядно укоротить. — Хотя она преувеличенно внимательно тобой интересовалась и просила передать тебе, что хочет извиниться…
— Что?! Оди, ты шутишь?
— Нет, — протянула служанка. — Ты знаешь, кажется, она не в себе после того, как твоя лохань ей на макушку брякнулась.
— Еще бы, я ее понимаю, — прыснула Аннет. — Поди, свирепствует, рвет и мечет.
— Наоборот, — со смешком поведала Одиллия. — Ходит как шелковая, не ругается, не скандалит, меня сегодня похвалила за усердную работу — представляешь? Наша Злюка сделалась сама доброта. Давно надо было ее в лохань уронить.
— Оди, — поторопила ее Аннет, — так кто же меня ищет, если не она?
— Не поверишь — придворный лекарь! — взволнованно сообщила судомойка. — Он на кухне уже побывал, сейчас сюда спустится.
— О боже! — непонимающе вскрикнула прачка. — Я-то ему зачем, Оди? Или он мне хочет предъявить счет за исцеление Злюкиной макушки?
— Не знаю, чего он хочет, но я бы на твоем месте не высовывалась, — посоветовала Одиллия. — Сиди тихо. А лучше спрячься в углу под тряпками, — она указала взглядом на ворох подстилок и одежек, которыми прислуга спасалась от холода в своих нетопленых комнатушках.
Аннет послушно скользнула к тряпичной куче, прижимая малышку к груди, и тут Марта, потревоженная ото сна, раскрыла рот, намереваясь спеть свою самую громкую песню.
— Нет-нет-нет, только не это, Мари! — испуганно зашептала мать. — Нет, Мари, моя малышка Мари, моя славная Мари. Тихо-тихо, не выдавай свою мамочку!
Девочка завороженно внимала словам матери и, словно прислушавшись к ним, закрыла ротик, а за ним и глазки.
Аннет облегченно вздохнула и юркнула в мягкий ворох тряпья. Да как раз вовремя — в коридоре раздался шум, сквозь дверную щель мелькнули отблески огня.
— Сиди, как мышка! — шепотом предостерегла Одиллия, накинула сверху тряпку, замаскировав беглянку, и на цыпочках подкралась к двери, прислушиваясь к шуму. Ее комнатушка находилась в самом конце коридора, и судомойка слышала, как содрогаются от требовательного стука двери ее соседей, как дрожат от волнения голоса заспанных слуг и как звучит имя прачки в устах строгого лекаря. Шум приближался все ближе, вот стукнула дверь ее ближайших соседок, поломоек. Одиллия затаила дыхание и бросила взволнованный взгляд на ворох тряпок, под которыми укрылась Аннет. Все было тихо: прачка замерла в своем убежище, ее дочка тихонько спала. Только бы она не проснулась! Решив не дожидаться, пока кулак лекаря обрушится на дверь ее каморки, судомойка высунула нос в коридор. И как раз вовремя: процессия в лице лекаря и горничной, держащей фонарь над головой, уже потеряла интерес к поломойкам и двинулась к последней двери.
— А что, если мы ее не найдем, господин Жюльен? — тоненько пискнула горничная.
— Молись, чтобы нашли, — взволнованно ответил лекарь. — Иначе нам несдобровать.
— Но ведь есть же другие! — возразила служанка.
— Других мы сможем найти только завтра, — огрызнулся лекарь. — А к тому времени королева из нас душу вытрясет!