Однако они её не достигли. Кто?то из стрелков в панике швырял оружие наземь, кто?то, напротив, разряжал его, целясь в неподвижных Фесса, Прадда и Сугутора, но стрелы каким?то диковинным образом до целей не долетали, вспыхивали и горели в воздухе, в том числе и стальные болты тяжёлых самострелов.
А перед глазами Фесса с болезненной резкостью вдруг возникла картина заснеженного зимнего поля, гордый всадник в броне с вычеканенным василиском, сжавшаяся впереди кучка из примерно полутора сотен врагов, летящие навстречу ему, Фессу, длинные и меткие стрелы, что вот точно так же вспыхивали и горели ещё в полёте, словно натыкаясь на невидимый пламенный купол.
А он словно наяву ощущал острые грани Искажающего Камня в своей руке. И это воспоминание резало, подобно клинку — то, от чего он бежал, настигало, настигало, настигало, он слышал издевательский хохот масок у себя за спиной… Впрочем, почему же за спиной? Вон они, в первых рядах толпы, надменный Эвенстайн, картинно положивший руку на эфес, и плечистый, словно медведь, Бахмут, со здоровенным посохом в руках, которым умелый боец отобьётся и от нескольких мечников…
Они смотрели прямо в глаза Фессу. И откровенно смеялись ему в лицо. Всё было понятно. Они таки нашли способ обойти его заклинание, отрезавшее его от собственной памяти и прошлого, того самого npшлого, что хранило в тайне место, где пребывали Мечи.
А неупокоенные уже вырвались с погоста полезли вперёд, вытянув жуткого вида руки?грабли, нагие костяки или местами ещё покрытые гнилой, разлагающейся плотью, разинув рты, усаженные нечеловечески длинными и острыми зубами, словно у волков. Неупокоенным всё равно, кого убивать — на пути к подъявшему их стояла плотная живая стена, а это значило что её, то есть стены, просто не должно существовать и этим всё сказано.
Искажающий Камень… реликвия, вынесенная Фессом из пылающего Мельина, страшное оружие в умелых руках, то, от чего здесь, в Эвиале, не должны знать ни защиты, ни спасения, в каких же безднах ты пребывал доселе, где прятался, с тем чтобы в нужный момент явиться на помощь своему хозяину, хотя, видят всемогущие бездны, хозяин отнюдь не желал этого!
Фесс скосил глаза — да, в ладони холодно светился зелёным Искажающий Камень. Воля Фесса вызвала его из неведомых глубин Межреальности, и в этой части, можно сказать, план масок удался полностью.
Но даже Искажающий Камень не в силах был порвать сковывавшие некроманта цепи. Или, вернее сказать, мог, но каждое его использование, каждое почерпывание Силы из прошлого означало очередную победу масок и поражение его, Фесса. Проклятье, он предпочел бы уже сейчас собственное прозвище, полученное в этом мире, — Неясыть.
Да, он предпочёл бы вновь стать Неясытью, отказаться от себя уже окончательно — если ценой, скажем, за вернувшуюся ловкость в обращении с оружие станет потеря Мечей.
А неупокоенные были уже рядом. Толпа с воем бросилась в разные стороны, никто не дерзнул заступ им дорогу — Этлау с искажённым лицом так и стоял на своём помосте, по?прежнему пытаясь вернуть себе власть над своим загадочным амулетом, а его инквизиторы уже бежали, и поступали совершенно правильно — обычное оружие против тех же зомби помогает мало, а мало кто из соратников Этлау мог похвастаться знанием магии, достаточным, чтобы противостоять неупокоенной орде.
Да, он предпочёл бы вновь стать Неясытью, отказаться от себя уже окончательно — если ценой, скажем, за вернувшуюся ловкость в обращении с оружие станет потеря Мечей.
А неупокоенные были уже рядом. Толпа с воем бросилась в разные стороны, никто не дерзнул заступ им дорогу — Этлау с искажённым лицом так и стоял на своём помосте, по?прежнему пытаясь вернуть себе власть над своим загадочным амулетом, а его инквизиторы уже бежали, и поступали совершенно правильно — обычное оружие против тех же зомби помогает мало, а мало кто из соратников Этлау мог похвастаться знанием магии, достаточным, чтобы противостоять неупокоенной орде.
Конечно, бежали не все. Фесс лишний раз мог убегаться, что в Инквизиции служат отнюдь не только трусы, мучители, палачи и кровавые властолюбцы. Некоторые инквизиторы не бежали. Напротив, собой закрывали детей и женщин; некромант чувствовал пошедшую в дело магию Спасителя, слишком, увы, слабую, чтобы противостоять его собственному разрушительному заклинанию.
Несколько зомби даже упали, сложились кучками пылающих костей и плоти, один совсем молодой инквизитор выхватил из такого костра длинную, горящую с одного конца берцовую кость — она пылала странным ослепительно белым пламенем, разбрасывая во все стороны снопы столь же белых искр — и сам ринулся в наступление. Он успел поджечь четырех неупокоенных, прежде чем его самого сграбастали сзади и в один миг разорвали на куски.
Как ни странно, атакующие зомби оставили совершенно без внимания самого главного из инквизиторов — отца Этлау, застывшего, подобно сакраментальному соляному столпу, на краю судейского помоста. Лицо преподобного экзекутора потемнело от прилива крови, он словно изо всех сил старался справиться с неподъёмной тяжестью.
И не побежал ещё один человек — молодой маг Воздуха по имени Эбенезер Джайлз, о котором, похоже, все забыли в воцарившемся безумии.