Я легонько сжала на прощание холодные пальцы Глеба, которые уже никогда не коснутся меня, заставляя трепетать, и быстро выскочила из салона.
Вацлав нетерпеливо шагнул ко мне.
— Теперь домой?
Я покачала головой.
— А теперь поговорим.
— Исключено, — твердо отрезал вампир, узнав о моей затее.
Чего только не было в этом ответе — и нежелание связываться со мной, и защита привычного образа жизни, и оскорбительный сарказм по поводу моих дедуктивных способностей, и даже страх, природу которого я не могла определить. Уж явно не боязнь за мою безопасность! Впрочем, другого ответа я и не ожидала.
— Хочешь ты этого или нет, а я не отступлюсь, — поставила его в известность я. — Если ты откажешься рассказать о том, что известно вам, я буду действовать в одиночку.
Обойду всех знакомых и друзей погибших, объеду все места преступлений, буду искать любую ниточку, которая приведет к убийце.
Решимость в моем голосе заставила вампира снизойти до уговоров.
— Послушай, ну что это даст? Мы делаем все возможное. И, поверь, каждый из моих людей — профессионал с огромным опытом за плечами.
«Не тебе с ними тягаться» — отчетливо прозвучало в подтексте.
— Верю, — кивнула я. — Верю, что делаете, что не спите ночами, что горите желанием его поймать и наказать. Вот только ни у тебя, ни у твоих людей нет самого главного, без чего убийца может еще долго ходить на свободе.
— Чего же? — недовольно прищурился Вацлав.
Выдержав его взгляд и соответствующую паузу, я открыла свой главный козырь.
— Личной заинтересованности. Это не твой любимый остывает там, — я мотнула головой в сторону машины. — Не твое сердце разрывается на части. Это не тебя убили вместе с ним. Только он безнадежно мертв, а ты — живой мертвец.
Вампир дернулся, как от удара хлыстом, и его глаза затопила чернота, в которой на мгновение мелькнуло отражение белокурой девушки со старомодной прической. Я с ужасом поняла, что мои слова не просто хлестнули его: они угодили прямиком в старую, но по-прежнему болезненную рану, вскрыли затянувшиеся наросты и вновь заставили ее кровоточить, взрываясь острой, пульсирующей болью. Я и выдохнуть не успела, как стальные пальцы Вацлава сжались на моей шее.
— Не смей говорить мне об этом! — прошипел он. — Что ты понимаешь в настоящем горе? Глеб был для тебя игрушкой, ты его никогда не любила всерьез. Ты даже понятия не имеешь, что значит потерять человека, который тебе дорог. До такой степени, что ты готов отдать за него жизнь! Или отказаться от смерти, согласившись на вечные муки, ради того, чтобы… Да что я тебе говорю!
Вампир отпустил меня так же внезапно, как схватил, и, развернувшись, зашагал прочь. Я закашлялась и едва устояла на ногах. Слова, которые я собиралась сказать ему, были равносильны самоубийству. Но я не могла их удержать.
— Ошибаешься! — хрипло выкрикнула я ему вслед. — Я не знаю, кем была тебе та светловолосая девушка, которую ты потерял, но я могу понять твою боль…
Вампир резко развернулся, и лицо его исказилось от бешенства. В два прыжка он одолел расстояние между нами, и я поморщилась, почти физически ощутив, как впиваются его ногти в сжатые в кулаки ладони.
— И не надо строить из себя мученика, — жестко прошептала я, — и отказывать другим в праве на сильные чувства и сильное горе. Я могу понять тебя. Почему же ты не постараешься понять меня? Это ведь моего любимого убили сегодня ночью. Это ведь он лежит сейчас там! Каково мне сейчас думать, что ничего этого не было бы, если бы мы не поссорились ночью, если бы он не ушел из дома? Если бы я могла его остановить? — Последние слова я выкрикнула ему в лицо, будучи готовой к пощечине или удару, который отбросит меня на несколько метров — пропорционально силе ненависти, которую я в нем разбудила. И удар последовал.
Вацлав не рассчитал сил, и я больно, до искр из глаз, впечаталась носом в его плечо, с изумлением поняв, что вампир не бьет — он обнимает. Как родственники погибших в авиакатастрофе с рыданиями цепляются друг за друга, объединенные общим горем. Как выжившие в крушении лайнера сжимают в объятиях незнакомых соседей, чтобы почувствовать себя живыми. Гибель белокурой незнакомки двести лет назад и смерть Глеба сегодня ночью объединила нас общим горем, общей ненавистью к их убийцам и общим сознанием вины. Вацлав тоже корил себя за то, что не уберег любимую. Вампир не проронил ни одной слезинки, ни единого всхлипа, но я слышала, как надрывно стучит его сердце, чувствовала, как струной натянулось его тело, как дрожат от напряжения его пальцы.
— Извини, — глухо шепнул он.
— Извини, — глухо шепнул он.
— Я хочу найти этого гада, понимаешь? — всхлипнула я, поднимая голову. — Я не смогу спать спокойно, пока он не будет наказан.
— Понимаю, — он легонько сжал меня за плечи. — Но, Жанна…
— Не понимаешь, чем я могу быть полезна? — горько усмехнулась я. — Я и сама пока этого не знаю. Только мне кажется, что свежий взгляд вам не помешает, а?
— Ладно, — решился вампир. — Сейчас я отвезу тебя домой, а завтра введу в курс дела.
Вацлав сдержал слово. Следующий день и полночи мы просидели на штаб-квартире Гончих, и вампир терпеливо отвечал на мои вопросы, дал изучить показания знакомых и друзей убитых, протоколы с места преступления, рассказал все, что знал сам о пострадавших.