Глеб на это только фыркнул.
Пока ехали по запруженным московским дорогам, в горле запершило, и я полезла в сумочку за спасительным леденцом. Перерыв всю сумочку, я заглянула под подкладку и, вместе с пачкой «Холлса», выудила оттуда скомканную бумажку. Любовная записочка с первой вечеринки? Не помню, чтобы я ее получала. Улыбнувшись своим мыслям, я развернула листочек и замерла.
«Ты сдохнешь, тварь» — гласила надпись, распечатанная на принтере.
Перед глазами поплыло, и в голову хлынул поток воспоминаний, который, казалось, все это время кто-то сдерживал.
…Вот после рок-н-ролла Глеб тянет меня на сцену: «Последний конкурс!» Вот я открываю записочку, которая, по его словам, должна приоткрыть мое будущее…
…Вот я на негнущихся ногах иду в туалет и вижу мертвую акробатку Мэй…
…Чей-то истеричный женский крик: «Восьмая жертва!»… Приглушенные голоса вокруг: «Сколько же это будет продолжаться? На кой толк нужны эти никчемные Гончие, если они не могут защитить нас?».
.. Чей-то леденящий шепоток за спиной: «Она будет следующей! Это предупреждение!»
…Сочувствующий голос Инессы:
— Бедняжка, в первый же вечер и такое потрясение. И записку получила, и на мертвое тело наткнулась.
Обеспокоенный голос Глеба:
— Может, ей ни к чему это помнить?
…Выныриваю из воспоминаний и невидящим взглядом смотрю в стекло прямо перед собой. Так значит, вся забота Глеба продиктована опасностью, которая мне, возможно, грозит от рук неизвестного убийцы? А я-то уже размечталась о любви и серьезных отношениях на целую вечность, глупышка! Глеб просто охранял меня все это время, играл в героя, присматривал за мной… Похоже, провал в моей памяти — его рук дело. Но зачем от меня скрывать? К чему делать вид, что ничего не произошло? Почему никто из других вампиров, с которыми мы встречались на вечеринках и в ресторанах, ни разу не обмолвился о том происшествии? Из деликатности, из сочувствия? Выходит, я для них была жертвой, которая ходила по грани жизни и смерти. И, наверное, каждый из них в душе радовался, что записку получил не он. А значит, пока я жива, другим нечего беспокоиться за свои жизни.
— Припаркуйся, пожалуйста, — ледяным тоном попросила я.
— Сейчас? — Глеб удивленно повернулся ко мне.
Мы ехали в сплошном потоке машин по Садовому кольцу, и задача, которую я перед ним ставила, была затруднительной.
— Пожалуйста, — с нажимом повторила я.
— Тебе плохо? — встревожился вампир.
— Да, мне плохо, — мертвым голосом ответила я.
Через несколько минут мы свернули на достаточно свободную улочку и остановились у обочины.
— Тебя укачало? — заботливо спросил Глеб. — Или проголодалась?
С тех пор, как у меня поселилась бабуля, Глеб хранил причитающиеся мне пробирки с кровью у себя дома и пару штук оставлял в бардачке машины, оборудованном под холодильник, на случай, если я проголодаюсь по дороге.
— Глеб, я все знаю.
В ясных глазах вампира отразились недоумение… и тревога, разбивая мои последние надежды на то, что Глебу нечего от меня скрывать.
— Я знаю, почему ты со мной, — повторила я.
Тревога в глазах Глеба забилась девятым валом, едва не выплеснулась через край штормовой волной. Всего лишь на миг. Потом радужка сделалась непроницаемой, как линзы солнечных очков. Я выдержала этот взгляд — чужой, ледяной, виноватый. Его глаза искали ответа в моих, цепко всматривались в самую глубину, пытаясь поймать мои мысли… и не видели. Наверное, мне удалось отразить его собственный непроницаемый взгляд.
— Я с тобой, потому что ты мне дорога, — попытался выгородить себя он.
— Не надо, Глеб, — я поморщилась. — Обойдемся без сентиментальностей. Ты со мной потому, что тебе захотелось поиграть в героя.
— Жанна, я не понимаю, о чем ты говоришь, — ушел в несознанку он.
— Прекрасно понимаешь, — оборвала его я. — Все это время ты обманывал меня, скрывал от меня правду и вел свою игру. Понимаю, удобнее всего было притвориться влюбленным, чтобы не сводить с меня глаз ни днем, ни ночью.
— Жан, да кто тебе чего про меня наговорил? — картинно возмутился Глеб.
— Ну, конечно, — усмехнулась я, — тебе даже в голову не может прийти, что ты выдал себя сам. Ты же гениальный артист, великолепный клоун и мим. Тебе под силу любые эмоции и любые маски. Должно быть, маска влюбленного и заботливого кавалера не самая сложная твоя роль.
— Не самая, — с задетым видом согласился Глеб, — потому что я и в самом деле влюблен. И это никакая не маска.
— Это меня сейчас не волнует, — жестко оборвала его я. — Выяснение наших романтических отношений оставим на потом.
— Это меня сейчас не волнует, — жестко оборвала его я. — Выяснение наших романтических отношений оставим на потом. Тогда можешь сколько угодно доказывать, что игра перестала быть игрой, притворная любовь переросла в настоящую. Самое важное сейчас то, с чего все началось. А началось все с обмана.
Он выдержал мой взгляд, он не отвел глаза, он признал мою правоту. Только глухо спросил:
— Как ты узнала?
— Неважно. — Мой голос чуть дрогнул. Глеб признался в своей игре, и от этого я испытала странную смесь взаимоисключающих чувств — удовлетворения и опустошения.