Лапы издыхающей псины разъехались на каменных плитах, вытянулись и конвульсивно задергались. Внезапно посиневший язык вывалился из открытой пасти. В остекленевших глазах ее я видел одно лишь чувство — чувство безмерного ужаса. Я любил видеть его. Оно всегда возбуждало меня. Я заурчал от удовольствия и медленно пошел вперед, все ниже припадая к земле, готовясь к прыжку.
Теперь нас оставалось трое. Огромный золотистый леопард, начинающий песнь атаки, и две жалобно скулившие шавки, поджимающие хвосты и молящие о пощаде. Пощаде? При этом слове мне всегда нестерпимо хотелось есть. Даже не есть — чувствовать вкус терзаемой плоти и крови, струящейся из порванных жил.
Неужели это волчье отродье всерьез решило тягаться со мной? Эти жалкие рабы выродков обезьяны, которые и сами испокон веков были моей законной добычей? Я и сейчас слышал их отчаянные вопли. Подождите немного! Только разделаюсь с вашими мерзкими прихвостнями и доберусь до вас.
Я прыгнул. Отточенные когти мои погрузились в мягкое собачье мясо, и клыки сомкнулись на вожделенной глотке. Пасть моя наполнилась горячей кровью. О, этот сладостный вкус!
Внезапно совсем рядом с собой я увидел морду второго пса. «Что! Бунтовать? Ты не желаешь смиренно дожидаться своего часа?!» — я повернулся, отпуская первую тварь, безжизненно рухнувшую у моих ног, и тут же резкая боль обожгла мое правое плечо. Псина, пытавшаяся вцепиться мне в загривок, промахнулась и теперь с остервенением грызла меня, пытаясь отсрочить свою погибель. Я изловчился и, выпустив когти, полоснул ее по морде левой лапой, срывая скальп. Собачьи челюсти разжались, она дернулась, против но завизжала и замерла, глядя в небо остекленевшим взором единственного, случайно уцелевшего глаза.
Кровь хлестала из моего раненого плеча, но сейчас я почти не чувствовал боли.
«Ладно, — подумал я, внезапно успокаиваясь и ложась возле своей жертвы. — Живи, обезьянье племя! На сегодня мне добычи хватит!» Ласковая и нежная дрема подступила к моим глазам. Эх, право, жаль, что здесь не было ее, чтобы можно было похвалиться своей охотой, ну да ладно, обойдемся. Я водрузил могучие лапы на свой сегодняшний обед, опасаясь, как бы кто?нибудь не утащил его, и, положив голову на лапы, блаженно заурчал…
* * *
Все мое тело сотрясала дикая, невыносимая судорога, голова раскалывалась, и плечо горело как в огне… Сделав над собой немалое усилие, я открыл глаза. Руки и ноги мои были стянуты ремнями, и крепкая сеть, плетенная из конского волоса, опутывала меня с головы до пят. Я попытался унять дрожь, но мне это не удалось. Ничего более не оставалось, как выглядеть этаким живым трупом, тупо глядя во тьму.
— Он жив? — послышался поодаль голос, несомненно принадлежащий его высочеству.
— Да, мой принц. — Вторым говорившим был уже знакомый мне маг.
— Он будет жить?
— Вполне возможно. Хотя…
— Как скоро ты сможешь залечить его раны?
— К завтрашнему полудню, ежели на то будет воля Божья и пожелание вашего высочества.
— Будет. Хотя скорее всего здоровье ему больше не понадобится. Право, жаль. Сейчас редко встретишь достойного соперника. Этот был хорош.
Меня передернуло от этих слов. Я ровным счетом ничего не помнил с того момента, как увидел псов, но почему?то меня не покидало чувство, что произошло что?то неладное.
— Приступай, Арним. И запомни: к завтрашнему полудню он должен быть готов сесть на коня с копьем в руке или же взойти на костер.
— Прикажите распутать несчастного рыцаря, ваше высочество, иначе я не смогу оказать ему помощь.
— Как знаешь. Лично я бы не снимал пут с этого молодца. Ты же сам прекрасно видел, на что он способен.
— Но…
— Ладно. Это твое дело. Эй, кто там есть? — Голос Лей?тонбурга властно загрохотал под сводами моей темницы.
Послышался знакомый звук отпираемой двери. Мастер Ханс и его помощник бегом спускались по лестнице.
— Распутайте его!
Опасливо ступая, тюремщики приблизились ко мне и, осторожно проворачивая, начали снимать сеть. Я сжал зубы, чтобы не закричать.
— Все готово, ваше высочество, — перерезая последний ремень, сообщил мастер Ханс, и оба моих охранника склонились в почтительном поклоне.
— Ступайте прочь, негодяи. Фонарь оставьте! — рявкнул Отгон.
Тюремщики не заставили себя просить дважды и стремглав выскочили вон из камеры.
— Завтра к полудню. — Герцог повернулся и зашагал прочь.
Мы остались вдвоем.
— Вы слышите меня, господин рыцарь? — Маг пытался говорить спокойно, но в голосе его слышалась дрожь. Я промолчал.
— Без сознания, — пробормотал он. — Ничего, сейчас мы это исправим.
Я услышал, как он шепчет себе под нос какое?то заклинание. И в тот же миг сотни маленьких серебряных колокольчиков зазвенели у меня в ушах. Маг немного подождал и вновь повторил свой вопрос.
Притворяться дальше не было смысла.
Я прикинулся приходящим в себя и, застонав, прошептал:
— Где я?
— Сегодня вы второй раз задаете мне этот вопрос, и я, увы, не могу порадовать вас разнообразием ответов. Вы в подземелье замка Трифель.
— Правда? А мне было уже показалось, что в пекле. Впрочем, какая разница? Разве что серой не воняет.
— Господин рыцарь, прекратите свои богохульные речи и послушайте меня. Хотите ли вы получить облегчение ваших страданий?