Это, пожалуй, было уж слишком. Два короля Ричарда! Львиное Сердце на пятьсот квадратных метров был явный перебор. Паника достигла феерического размаха. Клянусь, это было грандиозно!
Я искал Отгона, то и дело отмахиваясь от каких?то неуверенных попыток напасть на меня. Какой?то ошалелый гвардеец с расширенными от ужаса глазами выскочил из?за колонны и бросился ко мне, угрожая мечом. Я перехватил посередине свою секиру и отскочил в сторону. Меч гвардейца взметнулся и стал падать на меня сверху. В момент, когда лезвие меча коснулось оковки рукояти, я повернул запястье вокруг своей оси. Меч отлетел в сторону, а гвардеец с разрубленным горлом упал на пол, обливаясь кровью.
«Бедолага, — с жалостью подумал я, перескакивая через него и уклоняясь от нового противника. — А где же наш ненаглядный герцог Отгон?»
— Лис! Загоняй Ричардов в нору! А не то они не остановятся, пока не вырубят весь гарнизон! Я скоро вернусь!
В залу начали втягиваться гвардейцы. Пора было уходить. Однако оставлять здесь свой меч я был никак не намерен. Возле подземного хода Лис, словно заботливая нянька, пытался заставигь обоих Ричардов и Росса спуститься в лаз. Те вырывались, норовя прийти мне на помощь.
— Давайте, давайте, — уговаривал их Рейнар. — Капитан обещал вернуться, значит, так оно и будет. Сколько я с ним работаю, он еще ни разу меня не подводил. Эй, кабан! — Это он кричал мне. — Заканчивай! Я им сейчас спою отходную песнь.
— Заканчивай! Я им сейчас спою отходную песнь. — Он крутанул посох, подсекая приближающегося прогивника. — Куды прешь, паскуда! Не видишь, что ли, у нас переучет.
— Сейчас, сейчас. Только пожелаю хозяину доброй ночи и поблагодарю за гостеприимство.
— Скорее, Капитан, время не ждет.
— Ты начинай. А я еще немного подожду. Насколько я понимаю его высочество, он побежал именно за моим мечом. Хочет меня же им и поразить.
Рейнар нанес тычковый удар еще одному гвардейцу, и вдруг, как по волшебсгву, из посоха повалил густой желтый дым. Мне показалось, что посреди залы высыпали тонну мелко резанного лука. Слезы потекли, да нет, хлынули водопадом, грозя затопить залу.
«Какая печальная песня», — подумал я, пытаясь закрыть рукавом глаза. И тут появился Лейтонбург. Катгабайл в его руках тускло поблескивал своим серебристым клинком, словно больной. Наши взгляды встретились.
— Вальдар Камдил? Как, вы не в аду?
— Меня послали за вами, мой принц. Велели без вас не возвращаться.
— Ну нет, я все равно загоню вас в пекло! «Довольно безвкусная угроза», — подумала.
— Что ж, поединок? Отлично! Я буду сражаться голыми руками, без оружия. Пусть Господь рассудит нас! — Что и говорить. Господа я приплел сюда из чистого пижонства.
Меч в руке моего противника не оставил ему шансов на успех. Катгабайл — меч Тюра — невозможно было удержать в правой руке! Мы сошлись. Честно говоря, самое трудное было разлепить глаза. Они были полны слез. О том, где упал меч, я догадался лишь по звуку. Дальнейшее» помнил крайне смутно. Чьи?то сильные руки втащили меня в тоннель, и чей?то голос произнес: «Вряд ли теперь удастся открыть ход снаружи».
Глава двадцать девятая
Ни одно благодеяние не остается безнаказанным.
Иуда Искариот
— Скажи мне, Инельмо. — Я валялся в густой траве, заложив руки за голову и глядя в бескрайнее синее небо на рблака, медленно плывущие по каким?то своим облачным делам. — Давно хотел тебя спросить, да все случай не подворачивался, что такое посох императора Феодосия?
— Посох Феодосия? — переспросил меня маг. Он не терял времени даром с того дня, как вся наша честная компания в некоторой спешке покинула Трифель, и все свои свободные минуты посвящал сбору каких?то трав, корений, цветов и прочего содержимого любого порядочного гербария практикующего волшебника.
Впрочем, как я смог убедиться на собственном примере, это не было праздным развлечением. Отвар, сделанный из смеси собранных им трав и корешков, в два счета поставил меня на ноги после пережитой мной газовой атаки.
— Вернее было бы назвать его посохом царя Соломона, но и это не совсемтак.
— То есть как это? — не понял я.
— Император Феодосии, твердейший столп веры, защитник животворящего креста, в неизбывном рвении своем изо всех сил боролся с лжепророками, извращающими смысл и саму суть нашей веры. Усердствуя в похвальном рвении своем, он повелел сжечь знаменитую библиотеку, располагавшуюся в городе Александрии. Ибо она служила величайшим рассадником всяческих ересей, к тому же в многознании — много печали, умножающий знание — умножает скорбь…
Инельмо помолчал и тяжело вздохнул, видимо, выдыхая ту самую скорбь, о которой только что мне сообщил.
— Безусловно, своими деяниями император Феодосии многократно заслужил носимый им титул Великого, хотя, увы, в сгоревшей библиотеке хранилось множество бесценных трудов древних авторов… Но я не об этом. Из Александрии императору привезли драгоценный носох, принадлежавший некогда царю Соломону. Как якобы поведал монах, сопровождавший сие бесценное сокровище, это был тот самый посох, который привезли царю жрецы из таинственной страны Офир, за что мудрейший из царей освободил их землю на десять лет от дани.
— Подожди, дружище. Но ведь Офир — это та самая страна, из которой к царю шли караваны с золотом? — удивился я.