— Думаю, говорить, что я вестфольдинг, а потому не признаю ваш суд, не имеет смысла?
— Абсолютно. Сейчас вы находитесь на территории Эльзаса и должны подчиняться установленному здесь закону. Я также отвергаю и другую вашу возможную претензию. Мне известна ваша высокородность, поэтому мое председательство в этом суде должно, думаю, вас устроить.
Крыть было нечем.
— Вполне устраивает, ваше высочество.
— Клянетесь ли вы говорить правду?
— По возможности.
Герцог смерил меня скептическим взглядом и, как мне показалось, усмехнулся:
— Хорошо. Положим, что так. Господин рыцарь, вы обвиняетесь в ряде преступлений против короны, церкви и установленного порядка.
— Что, правда? И во всем этом — я один?
— Вы обвиняетесь в нападении на императорских солдат, противодействии правосудию, выразившемуся в укрытии опасного преступника, именуемого Эдвар Жильбер Кайар де Меркадье, вы обвиняетесь в соучастии в освобождении вышеупомянутого преступника и нападении на имперскую крепость Ройхенбах.
«Тоже мне крепость, — с досадой подумал я. — Однако информация здесь поставлена лучше, чем я предполагал».
— Прошу прощения, господа! В смысле, не все сразу, давайте по пунктам. Нападение на императорских солдат? Но ведь это они на меня напали, когда я спокойно себе отдыхал, возвратясь от вас, ваше высочество.
— Вам был предъявлен приказ о препровождении вас в замок. Вы же заставили нас прибегнуть к крайним мерам.
Mar, сидящий за спиной герцога, согласно затряс головой.
— Лично я никакого приказа не слышал, — почти не соврал я, — поэтому полагаю возможным требовать личной встречи с человеком, зачитывавшим его.
— Если вы и дальше будете упорствовать в своей злонамеренности, я не сомневаюсь, что вы сможете с ним скоро встретиться, — не дрогнув ни одним мускулом, «пошутил» Лейтонбург. — Но не будем с этим спешить.
— Что касается моего оруженосца, то он поступил ко мне на службу, будучи свободным, — честно сообщил я высокому собранию.
«Было бы странно, если бы он сделал это, находясь в подземелье Ройхенбаха», — мелькнуло у меня в голове.
— Мне нужен был толковый оруженосец, а он как нельзя лучше подходил для этой цели. Так уж случилось, что мои интересы в этом вопросе не совпадают с интересами империи, — разъяснял я суду мотивы приглашения в сотоварищи Малыша Эда.
— Да, но вы знали, что он преступник?
— Преступник? Насколько мне известно, он был захвачен в плен при странных обстоятельствах, не делающих чести императорскому престолу.
— Да, но вы знали, что он преступник?
— Преступник? Насколько мне известно, он был захвачен в плен при странных обстоятельствах, не делающих чести императорскому престолу.
— Это не вашего ума дело! Будьте любезны отвечать на вопросы!
— Можно подумать, что я здесь занимаюсь чем?то другим!
— Вы знали, что он повинен в смерти многих императорских солдат?
— Вы хотите сказать, что он специально приплыл к вашим берегам, чтобы объявить войну императору? Его высочество усмехнулся.
— Что же касается крепости — как вы там ее называли, Ройхенбах? — то я понятия не имею, в какой части света ее искать, а потому решительно ничего — не могу вам сказать об этой славной цитадели.
— Ну да, конечно. Я и не ждал ничего иного. Впрочем, я и не собирался решать сегодня вашу участь. У нас есть еще очень много вопросов, на которые вы, полагаю, не захотите дать правдивых ответов. Что ж, это ваше право. Признаюсь, ваше общество весьма развлекает меня, и я полагал бы полезным подержать вас в Трифеле вблизи себя, пока вам не заблагорассудится все же ответить на наши вопросы или же пока мы сами не найдем на них подобающий ответ. Но, увы, здесь есть еще одно обвинение, на котором особо настаивает его преосвященство.
Епископ, почувствовав, что его звездный час настал, злорадно улыбнулся.
— Господин рыцарь, вы обвиняетесь в колдовстве! — Герцог закончил самую длинную с момента нашего знакомства фразу, радуясь произведенному ею эффекту.
Я стоял, пытаясь понять, не повредило ли пребывание в подземелье моему слуху.
— В чем?
— В колдовстве, мой дорогой сьер де Камварон, в колдовстве и связи с главой колдунов Британии Мерлином.
— Мерлином? — Я прикинул, что времена короля Артура безвозвратно канули в Лету, но тут же с грустью вспомнил, что Мерлин бессмертен и до поры обретается в своем хрустальном гроте, ожидая неведомого нам часа.
— Да, вы не ослышались, господин рыцарь, — с Мерлином. И не надо делать такое удивленное лицо! Не станете же вы отрицать, что призывали его силу во время турнира, выкрикивая одно из его имен — Эмрис? Я не удивлюсь, если окажется, что перед турниром вы принимали Aqua Magnanimitatis[45].
«Хорошее название для допинга», — подумал я.
— Чтобы приготовить его, надо в середине лета ударить хлыстом по муравейнику так, чтобы муравьи выработали особую остропахучую жидкость с резким вкусом! — взорвался тирадой дотоле молчавший маг.
Суровый взгляд господина тут же заставил его замолчать.
Положение становилось крайне неприятным. Ловушка, в которую я, сам того не ведая, себя загнал, грозила захлопнуться с похоронным звоном.
— Ваше высочество, я готов поклясться вам чем угодно, что Эмрис — имя дамы моего сердца.