В ту же секунду подброшенный отточенным долгими тренировками движением посох вновь влетел в руку и, совершив полный круг, встал на прежнее место.
— Я Рейнар Л'Арсо д'Орбиньяк, — спокойно глядя на разъяренного рыцаря, проговорил Лис. — Гасконский дворянин и такой же добрый подданный короля Ричарда, как и вы. Я не жонглер, как вы изволили выразиться, а менестрель. Если вы не чувствуете разницы — это выставляет вас дураком, невеждой и деревенщиной. Скажу только, что дед нашего славного короля вовсе не стыдился подобного титула.
— Да по мне, будь ты хоть царь Давид, я расшибу тебе голову, — все больше свирепел рыцарь.
— Ерунда! Забудь! Это тебе не удастся, сколько бы ты слюной здесь ни брызгал!
— Что здесь происходит? — раздался откуда?то сверху спокойный мягкий баритон человека, патологически уверенного в себе.
Лис взглянул туда, откуда доносился голос, и хищно улыбнулся про себя.
«Высок, худ, носит длинные волосы — Фридрих фон Норгаузен явно не был ценителем мужской красоты».
Вышедший на шум перебранки мужчина действительно был высок, скорее худощав, чем худ, и носил длинные волосы, светлой волной стекавшие по его плечам. Его лицо, являвшее прекрасный образчик гордой мужественности, было странно освещено большими серыми глазами опушенными длинными ресницами. Взгляд этих глаз струил мягкий и почти печальный свет, и можно только пожалеть тех дам, которым суждено было встретить этот взгляд.
— Что здесь происходит? — негромко спросил он, и взоры всех присутствующих невольно обратились к нему.
— Да вот, ваша милость, Девид повздорил с этим достойным господином, — отозвался на вопрос один из сидевших за столом рыцарей. — Он менестрель и гасконекий дворянин.
— Гасконский дворянин? Да мы с вами земляки, друг мой, — улыбаясь, обратился к Лису тот, кого рыцарь именовал «милость». — Я Роберт Льюис Барентон, видам[14] его преподобия аббата Сен?Тибальда оф Брокстона. Хотя я англичанин, но родился в Пюжаси, что в трех лье от Иерака. Как там дома, господин…
— Д'Орбиньяк. Рейнар Л'Арсо д'Орбиньяк.
— Не из гайренских ли Орбиньяков, случайно?
— Да. — Лис нервно сглотнул.
— Ба! Да мы с вами родственники! Мой двоюродный дядя со стороны матери был женат на Элоизе д'Орбиньяк.
— Это моя троюродная тетушка, — не краснея, соврал Рейнар.
— Что ж! Родство, конечно, не близкое, но по гасконским законам мы почти братья. Вы давно из Гаскони?
— Давно. Я много странствую, как и подобает менестрелю.
— А сейчас откуда?
— Из Бремена. Возвращаюсь с ежегодного бард?турнира «Бременские музыканты».
— И каков был приз?
— Как обычно. Дочка глупого короля!
— И кто же его выиграл?
— Увы. Все короли, имеющие дочерей, отказались признаться в глупости, а у единственного, который готов был это признать, не оказалось дочери.
Эта незамысловатая шутка Лиса привела к поистине странным последствиям.
Господа рыцари хохотали. Хохотали самозабвенно, утирая слезы рукавом. Лед недоверия был сломлен, и только сэр Девид Бервуд угрюмо смотрел на Рейнара, не желая принимать участие в общем веселье. Как бы там ни было, через несколько минут Лис уже сидел в тесном кругу и, перебирая струны мандолы, напевал:
Рыцарь чувствует, сражаясь,
Что он ранен в грудь смертельно.
Прижимает панцирь к сердцу,
Чтобы кровь остановилась…
И скупые мужские слезы орошали давно не бритые лица новых приятелей Лиса.
Насколько я мог судить, Лиса хватало часов на восемь подобных песен. Может быть — больше.
Так или иначе, я никогда не видел, чтобы спасовал знаменитый гайренский менестрель — всегда первыми сдавались слушатели.
Все эти долгие часы, пока длился сольный концерт заезжего шансонье, кони уносили нас все дальше и дальше от Браке. Когда начало смеркаться, мы пустили коней шагом, и я с грустью стал созерцать однообразные лесные пейзажи, расстилавшиеся по обочинам знакомой мне уже дороги римских легионов.
Всего три дня назад мы мчались по этой дороге очертя голову в предвкушении славной драки и быстрой победы. Насчет драки наши ожидания вполне оправдались. А насчет победы?.. Сейчас мы были ничуть не ближе к ней, чем в момент нашего прибытия.
— Мессир Вальдар, — прервал мои горестные раздумья де Меркадье, — правда ли, что вы прибыли сюда, чтобы вернуть свободу королю Ричарду?
Я утвердительно кивнул головой.
— Вдвоем?
— Уже втроем. Ты временно зачисляешься ко мне в штат оруженосцем. Не возражаешь?
— Что вы, милорд!
— Уже хорошо. Найдутся и другие. Кроме того, мы ведь не собираемся вести тотальную войну против империи. Не правда ли?
Эдвар Жильбер не понял, о какой войне идет речь, но слегка погрустнел. Похоже, ему как раз очень хотелось развязать небольшую войну против Гогенштауфенов.
Сумерки начинали сгущаться. Пора было подумать о ночлеге. Когда впереди, на заросшем столетними дубами холме, грозящем небесам перстом, вырисовалась высокая башня какого?то замка, сердце мое забилось чаще в предвкушении ужина, бывшего для нас также обедом и частично завтраком.
— Что это за башня? — спросил я у крестьянина, понуро тащившего на спине вязанку хвороста.
— Шамберг, ваша честь, — почтительно склонясь, ответил он, — владение барона Росселина фон Шамберга.