Для такого гордого и могучего человека, каким был наш отец, чувствовать свою слабость было худшей из бед. Тогда он снарядил в дорогу новый отряд и направил с ним Арсула, велев никому не возвращаться назад, пока не будет найдено мое бренное тело, чтобы упокоить мой прах в родовой усыпальнице Шамбергов…
«Интересно, как он представлял себе это?» — невольно подумал я, вспоминая, что остается от трупов в песках Святой Земли уже эдак дня через три.
— …На наше счастье, Арсул своей неуемной отвагой снискал благосклонность лорда Невилла, и тот позволил ему примкнуть со своим отрядом к английской армии.
— …На наше счастье, Арсул своей неуемной отвагой снискал благосклонность лорда Невилла, и тот позволил ему примкнуть со своим отрядом к английской армии. И вот мы вновь обрели друг друга. Представляете, какова была наша радость, каково было благодарение Господу!
К несчастью, наш дорогой отец не смог разделить с нами эту радость, — печально вздохнул барон. — Он умер вскоре после того, как брат отплыл в Палестину. В последний свой час отец велел принести ему боевой меч и, хотя уже несколько дней почти не вставал, облачить себя в доспехи.
Вечером перед своей кончиной он отослал всех прочь, приказав прийти утром, после третьих петухов. Когда слуги вошли, они увидели старого рыцаря лежащим среди комнаты, сжимающим меч как бы для отражения удара. Вокруг все было изрублено и разбито вдребезги. Он умер, как и жил: всей своей жизнью являя пример рыцарской доблести. Он сражался со смертью до последнего своего издыхания, и — клянусь шпорами святого Георгия! — не думаю, чтобы для смерти это был легкий бой!
На этой торжественной ноте, прозвучавшей особенно мощно в полной тишине огромной залы, он замолчал и, подозвав виночерпия, наполнил кубок.
— Друзья мои! — При этих словах барон резко поднялся и высоко поднял пиршественную чашу. — Каждый, кто сидит сегодня за этим столом, знает, что нет на свете жребия более почетного, нет звания более высокого, чем звание воина. Оружие мужчины — залог его свободы. Защищать слабых и обездоленных — вот призвание его. Ибо воин есть воплощенное деяние Господне на земле, и пока меч его непоколебимо стоит против зла и дьявольских козней, дело Господа нашего победит. Так выпьем же за воинскую доблесть! Зато, чтобы нам никогда не опозорить имени наших предков, за то, чтобы дети наши когда?нибудь тоже сказали о нас так, как сегодня мы говорили о наших предках! Да будет так!
Встреченный гулом одобрения и слитным звоном кубков, тост эхом прокатился по замку, вспугивая возвращавшихся с охоты сов.
— Мой милый барон, — произнес я, когда наконец отгремели последние всплески воинственного энтузиазма. — Позвольте задать вам вопрос?
— Хоть дюжину!
— Нет, дюжины, пожалуй, не надо. Всего один.
— Да, пожалуйста!
— Насколько я понял, во время осады Кесарии король Ричард Плантагенет спас вас от верной гибели.
— Истинно так!
— А в Джеле побратим короля Ричарда — Уильям Невилл вновь спас вам жизнь.
— Это верно, как слова Священного Писания.
— Я хочу спросить у вас, барон Росселин фон Шамберг цу Лухинвальд, рыцарь Атакующей Рыси, как вы относитесь к тому, что на протяжении последних нескольких месяцев происходит у вас под самым носом?
— Последних месяцев? — Туман задумчивости наполз на ясные глаза Росса. — Эй, Абрахам, что я делал в последние месяцы?
— Изволили писать поэму о своей любви к несравненной Лотхен.
— Точно, как это я сразу не вспомнил! Понимаете, мессир Вальдар, отец просватал за меня дочь барона Густава фон Лигинфельда — Лоту. Скоро должна быть свадьба, а я все не выберу времени съездить да посмотреть на невесту. Представляете, я еще ни разу не видел ее! Только портрет!..
Я недовольно поморщился. Амурные дела фон Шамберга не входили в сферу моих интересов.
— Простите, мой друг, — перебил я барона, — меня интересует, как вы относитесь к тому, что король Ричард в плену у императора?
— Что?о?о?! — вновь взревел рыцарь Атакующей Рыси, и усы его встопорщились до неестественно кустистого состояния. — Король Ричард здесь? Он в плену?!
— Да. По роковой случайности он попал в плен к вашему доброму знакомцу — Леопольду Австрийскому, а тот любезно предоставил его императору.
По роковой случайности он попал в плен к вашему доброму знакомцу — Леопольду Австрийскому, а тот любезно предоставил его императору.
— Как! Опять этот бурдюк с дерьмом, этот прогнивший до костей боров творит свои злодейства? Нет! Пришло время! Я сегодня же рассылаю гонцов к своим друзьям. Мы разрушим его замки, разорим его города! Мы разгоним его паршивое войско — ибо ни один честный и доблестный рыцарь не согласится встать под знамена этого иуды!
«О Боже, — думал я под вулканирующие перекаты воинственных речей барона, — неужели же никому здесь не дано понять, что самый короткий путь к цели — прямой? Ну к чему, к чему столько грохота и звона? Кому мешают, скажем, мирные австрийские города?..»
— Ха! — продолжал Шамберг. — Император Генрих, злобный волчонок, забыл, что я не принимал омажа[17]. Ничто не помешает мне пойти войной на него! Клянусь гербом своих предков…
— Мой друг, я верю, что вместе нам удастся освободить славного короля Ричарда, — негромко произнес я, завершая обряд вербовки. — Однако прошу вас, не делайте того, о чем говорите. Вы погибнете, едва ль приблизившись к цели. И ваша кровь ляжет тяжким бременем на мою совесть. Верите ли, я совсем не хочу этого.