— …Что ж ты, брат, так-то? Ежели я самолично к тебе не вышел, стало быть, случилось неладное.
— Да кто ж подумать-то мог? — точно оправдываясь, скороговоркой выдохнул зоолог. — Всё ж, как уговаривались. Я грифоном крикнул — и мне в ответ грифон. Подождал чуток, а ты нейдешь! Ближе подошел, глядь — мост новый. Меня было сомнения взяли. Ну, да всяко случиться могло! Старый-то мост под копытом трещал. А тут еще обоз из крепости, точнехонько, как в былые времена. Вот я в силки и попался.
— Да-а.., — с грустью протянул Фуцик. — Что и говорить, ушлые парни…
— Да ну, не скажи! Старшой-то у них — лопушок. Я ему песен о своем ученом звании напел он и раскис. «Ах, извините! Ох, простите!» Только что пылинки с меня не сдувал!
— Нешто поверил? — с удивлением проговорил Фуцик, растягивая слова.
— Да уж не сомневайся! — хвастливо обнадежил его собеседник. — Я звонил складно. Зря, что ли, науки в Империи Майна постигал?!
— Ох и ловок ты, брат, — с восхищением произнес неудачливый фокусник, — безмерно ловок!
— Ну, дык, всегда ж так было! — гордо развел пальцами исследователь гибридов, и этот жест читался даже в отсутствие картинки. — Я тут, пока рожь языком молол, всё обдумывал да прикидывал, как нам от этого порога подалее очутиться.
— Дело непростое! — заверил ученик хитромудрого Лазурена.
— Замок-то на двери — тьфу, да кабы только в нем дело было! Сам небось слышал: за дверью грифон, магия на него не действует, а вдвоем нам с ним не совладать.
— У, тварь жуткая! — согласно протянул ученый. — Он меня поутру едва не растерзал, насилу вчетвером удержали!
— А еще стража и в воротах, и, поди, на лестнице. Да и боец из меня сейчас никакой. Видал, как всего кнутом исполосовали!
— Это они, что ли, тебя пометили? — испуганно выдохнул дю Ремар.
— Нет, эти, слава Нычке, поблизости оказались. Селяне наши добрые, пахари беззаветные, чуть было до смерти не запороли! Всё орехи в золото хотели оборотить.
— Ну, да ништо! Коли запросто уйти нельзя, то у меня хитрее план сыщется! — заверил магистр противоестественных наук. — Клянусь сачком для ловли пиявок, единственным наследством покойного батюшки, не родился еще тот ухарь, который меня в силках удержать сумеет. Так, стало быть, поступим: ты возьмешь мое обличье, а на меня наведешь личину своего. Поутру я лежмя лежать буду, мол, от ран весь обессилел и глаз открыть не могу. Тебя же вместо меня из замка выпустят. Ты на моего коня, и мчись стремглав на тот берег Непрухи. А затем, как личина спадет, я в крик брошусь: «Обманули, зачаровали, ограбили! Караул! Куда смотрели?» Ну а поскольку меня держать следознавцам резона нет, то всего скорее выпихают добра молодца из ворот. Мол, знать ничего не знаем, ступай с миром, куда глаза глядят, да благодари Нычку, что хуже не вышло. А затем на том берегу в обычном месте и встретимся.
— А далее-то что? Без Соловья с его бандой да без Кукуя, чтоб ему на этом свете не жилось и на том не лежалось, нам дела не осилить!
— Ну так и им без Сфинкса, поди, на остров не попасть! — победно заверил криптозоолог.
— Нешто отыскал? — радостно выдохнул Фуцик.
— Когда за дело берется дю Ремар, могут ли быть сомнения? Меж реками Хрясень и Немышля, у славного города Харитиева, находится руина древняя. В тамошней руине вход в подземный град Сару-каань. Там он, стало быть, к подземному своду навеки и прикован. Только ныне, кроме нас, почитай, о том никто не ведает.
— Уже хорошо, — пробормотал я.
— Клин! — негромко позвал меня Ратников.
— Погоди! — отмахнулся я. — Самое интересное начинается!
— Клин! В натуре прервись! У тебя мобила звонит! Ну, в смысле, это… Зеркальце!
Глава 15
Сказ о честном слове и его толкованиях
Зеркальная гладь агрегата магической связи действительно шла волнами, издавая при этом негромкий музыкальный перезвон. Я поспешно взялся за изукрашенную серебряной сканью ручку, и волшебное стекло моментально отобразило закрытую восточным ковром стену, увешанную мечами, бердышами, саблями и прочей снарягой, подобающей воинственному духу обитателя жилища. В противовес боевым декорациям в стекле виднелось худощавое личико Оринки, созерцание которого вполне могло заставить сойти с тропы войны любого нормального мужчину. Щеки девушки пылали румянцем возмущения, и зеленые глаза горели из-под длинных ресниц почти по-кошачьи.
— Господин одинец! Беда у нас приключилась! — скороговоркой затараторила внучка деда Пихто.
— Та-ак, — прервал я возбужденную речь лесной красавицы. — Давай-ка спокойнее, без паники, рассказывай по пунктам, что стряслось?
— Тут ведь вот какое дело, — чуть всхлипнув, начала кудесница.
— Давай-ка спокойнее, без паники, рассказывай по пунктам, что стряслось?
— Тут ведь вот какое дело, — чуть всхлипнув, начала кудесница. — Вчерась нас с Финнэстом Юшка-каан принял, выслушал, друга моего сердешного за службу верную поблагодарил, хвостнями пожаловал да при своем тереме на излечение оставил. Ну, раны-то я кои заговорила, а какие вправила, отваром из целебных трав да кореньев попотчевала — тут витязя сон и сморил. Я уж и сама почивать намеревалась, как мне в дверку горницы: тук-тук! Мол, Орина Радиоловна, каан вас к себе кличет, желает, дескать, знать, что суждено ему в грядущем.