Глава 6
Сказ о чистосердечной помощи следствию
Раненые и сраженные головной болью разбойники уже отдыхали на сеновале, нуждаясь в уходе, вернее, в приходе врача, а Оринка со своим отважным спутником всё еще находились на прежнем месте во флагманской телеге.
Наконец на высоком крыльце донжона показался некто в балахоне, торчащем из-под кирасы. Его округлая голова, покрытая несуразным колпаком, вся его нескладная нелепая фигура выглядела скорее шутовской, чем устрашающей.
— Этих тащите наверх! — прокричал он, стараясь придать голосу мощное звучание. Прямо сказать, получалось не слишком удачно.
— Фуцик, — негромко бросил я Вадиму, узнавая слышанный недавно голос.
— Это я просек, — кивнул Злой Бодун Ратников, спрыгивая с телеги. — Сходим типа подсобим.
Возница и его помощник, восседавший на козлах первого, вероятно, самого комфортабельного возка, засуетились, стараясь аккуратно поднять израненного стременного. Не говоря ни слова, могутный витязь Злой Бодун Ратников подошел к повозке и протянул руки к Оринке.
— Куда прешься, Трифон? — беззлобно, но с явным неудовольствием прикрикнул возница.
— Ишь, охальник! — осуждающе покачал головой его помощник. — К девке руки потянул! Ужо погоди — всё Глафире порасскажу.
— Так надо, — не разжимая зубов, процедил Вадюня, кладя свою немалую пятерню на плечо возчика и запуская большой палец в шею чуть выше ключицы. Глаза у бедолаги распахнулись неестественно широко, рот от боли и ужаса открылся и тотчас захлопнулся.
— Слово вякнешь — удавлю!
— Мы поможем, немного поможем, — стараясь улыбаться как можно благодушнее, произнес я, отодвигая возницу и перекидывая руку гридня через свое плечо.
— А-а-а, насчет оплаты?
Незамутненная крестьянская душа мобилизованного возчика безропотно могла стерпеть службу бандитам, прямое неприкрытое насилие над собой, но оплата — дело святое! Ибо сказал Бог Нычка: «За всё воздам!»
— Не боись, перетрем в лучшем виде, — обернулся Вадим, легко поднимая на руки тоненькую, словно утренний лучик, девушку.
Что и говорить, я видел разбойников, пострадавших от ее чар. Это были крепкие мужчины, по всему видать, не склонные к дамским мигреням.
Возможно, в первый раз в жизни голова у них болела не с перепою, а так, вдруг, ни с того ни с сего. Сейчас все они лежали в полубессознательном состоянии, с холодной испариной на лбу и закатившимися от боли глазами. Но, кажется, юной кудеснице было еще хуже, чем им.
— Следуйте за мной! — гордо изрек Фуцик, поворачиваясь к нам спиной.
— Как прикажете, — подобострастно затараторил я, удобнее перехватывая раненого пленника и помогая ему ступить на лестницу. — Не извольте беспокоиться.
— Оришенька! — тихо, склоняясь к самому уху, шептал Вадим. — Ты, чисто, как? Это в натуре я, Злой Бодун. Слышишь меня?
— Фляга, — одними губами прошептала внучка деда Пихто.
— Клин, слышь, она какую-то флягу спрашивает.
— О чем вы там переговариваетесь? — недовольно кинул боевой маг, налегке поднимавшийся впереди нас по винтовой лестнице.
— Да тут девка пить спрашивает, — поспешил ответить я и добавил, но уже значительно тише: — Что за фляга?
— Клин, а я, чисто, почем знаю?
— Молоко из одуванчиков, — делая над собою немалое усилие, пробормотал стременной. — За кушаком.
— За кушаком.
Ну да, конечно, теперь всё стало на свои места. Еще утром Делли говорила, что нейтрализовать действие болиголова может молоко, добытое из цветов одуванчика. То самое, которое образуется на сломе зеленого стебля майской порой. Интересно, сколько же цветов нужно изломать, чтобы набрать целую флягу этого белесого сока?
Я остановился и начал старательно ощупывать кушак, опоясывающий крепкий стан гридня. Сплетенный из бересты флакон, который мне удалось там обнаружить, язык не поворачивался назвать флягой, но, судя по виду жидкости, в ней находившейся, мои поиски увенчались успехом. Вероятно, перед началом схватки Оринка успела передать этот сосуд воинственному спутнику, чтобы головная боль не сразила и его. А вот вернуть антидот [11] обратно стременной, вероятнее всего, не успел.
— Ну! Куда вы там подевались? — раздался сверху недовольный окрик Фуцика. — Ишь, увальни неживые!
— Так тяжело ж поди тащить! — жалобно посетовал я, передавая противоядие Вадиму.
— Давайте-давайте! Нечего баклуши бить! — радуясь случаю покомандовать, прокричал маг-недоучка. — Не то сейчас враз в земляных червей превращу!
— Помилосердствуйте! — истошно взвыл я, с умилением глядя, как Вадюня подносит к губам девушки заветную флягу.
— Давай, Ориша, пей! Выздоравливай скорей.
— Идем-идем, — поспешил я успокоить «грозного чародея», заждавшегося нас в конечной точке маршрута следования. — Эк у вас тут темно! И ступеней-то не разглядеть.
— Превращу! — еще раз пообещал войсковой колдун.
Пожалуй, как следовало из собственных признаний Фуцика, превратить человека во что бы то ни было ему не по силам. Но ведь в данный момент я числился темным селянином, а не одинцом-следознавцем. А стало быть, подобная осведомленность была мне совсем не к лицу. Потому, убедившись, что взгляд Оринки принимает осмысленное выражение, я удовлетворенно кивнул и запричитал, старательно изображая ужас.