— В свой час о том непременно узнаете, — как водится, загадкой обнадежила соратников Оринка.
— Подруга, — не замедлил возмутиться могутный витязь, — я че, сюда в натуре ребусы отгадывать приехал?! Если есть че сказать, говори, а вот эти корявые подъезды оставь при себе.
— Да как ты смеешь, боярин, к девице такие речи держать! — справедливо возмутился Ясный Беркут.
— Ой-ой-ой! Мышеловку ходячую спросить забыли! — не на шутку разошелся исполняющий обязанности государя, напоминая в эту минуту своего задиристого побратима Неждана Незвановича.
— Уймитесь, головы буйные! — прикрикнула на готовых схватиться за мечи витязей Делли. — К чему речи неладные говорить удумали? Сказано ясно, придет час — обо всем известно будет! А ты, Вадим сын Ратников, язык уйми! Не метла, чай, неча пыль им поднимать!
Злой Бодун насупился и, отвернувшись, стал насвистывать заунывный шлягер «Ты узнаешь ее из тысячи».
Конечно, совместный культпоход на свалку несколько улучшил отношения между ним и Финнэстом, но риск того, что претендент на опустевший престол из чистого упрямства теперь не пожелает действовать в направлении, предписанном волшебными откровениями, мог стать реальным.
— До места доедем, во всем разберемся, — отмахнулся я.
— До места доедем, во всем разберемся, — отмахнулся я. — Будем решать задачи по мере их возникновения. У меня вот к Финнэсту вопрос образовался.
— Какой же, господин одинец? — Суженый юной кудесницы, стараясь исправить впечатление, был сама любезность.
— Когда Макрас сеть на тебя накинул, и разум твой… — я чуть запнулся, стараясь как-то смягчить формулировку, — слегка затмился, ты всё искал какую-то мышь. Что это было? Ты видел нечто особенное, или как?
Гридень немного помрачнел лицом и задумался, точно вспоминая страшный сон.
— Дивен мир нездешний, зело дивен! — наконец, покачав головой, выдохнул он.. — Нет в нем ни верху, ни низу, ни лева, ни права, ни вчера, ни завтра. Одно лишь нынче да здесь — и всё тут. Шаг ступишь — место уж совсем иное. Назад обернешься — опять всё незнакомое. Куда оком ни кинь — всяка всячина. Где свитки древние, где образы предивные, где сласти да яства, а всё больше, — гридень понизил голос и наклонился ко мне, чтобы не слышала Оринка, — девки голые! Как есть, бесстыжие! — Он картинно сплюнул, хотя по выражению его лица я не заметил, чтобы созерцание срамных картин доставило ему неудовольствие.
— А мышь там в натуре при каких делах облокотилась? — забыв о размолвке, вклинился в разговор заинтересованный Вадим. — Ну, у нас, это я еще понимаю, а тут-то?
Финнэст на минуту задумался. Так человек, проснувшийся утром, пытается удержать в сознании яркие образы ушедшего сна.
— Не простая то мышь была, чудодейственная! Пробежит она, зубами клацнет — и враз, где в белом снегу вершины горные выше облаков громоздились — море плещется. Где книги только-только листами шуршали — воины оружием бряцают. Невесть куда она убегает, и откуда вновь берется, а только ей одной достоверно ведома тайна входа и выхода! Могущественна сила ее, а где таится сия тварь, никак того не углядишь.
— Круто! — уважительно вздохнул Вадим.
— Да, занятно, — подтвердил я. — Но ты мне лучше другое скажи. Сам Макрас не пытался с тобой разговаривать? Там, ну, не знаю… Убеждать поступить к нему на службу? Может, запугивать? Или злато сулить?
— Не было такого. — Опрашиваемый свидетель резко мотнул головой. — Видать его там случалось. Стоит, всё на остров смотрит. А речей прелестных он со мной не заводил. Без надобности я ему, стало быть, оказался…
— Погоди. — Я прервал неспешную речь северянина. — Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что Макрас смотрит на остров?
— Смотрит, — вновь подтвердил Финнэст. — Глаз не спускает. Я через его очи и сам тот вид наблюдал. Островок не мал, не велик. Посредь него гора белая, пламенем объятая, стоит себе, пылает да не сгорает. Внизу же, у стопы горной, домик резной, вкруг домика — сторожа крепкая. Ликом вроде людская, а только за спиной крылья, а внизу — ноги конские.
— Полканы, — авторитетно прокомментировал Вавила Несусветович. — Как есть, они! И в сокровищнице королевской того же племени сторожа.
— Ну, это и ежу понятно. — Я сделал знак гридню продолжать рассказ.
— А и всё, пожалуй, — развел сконфуженно руками молодой витязь. — Как ни глянешь — единая картина. С одной стороны по лестничке в дом мешки заносят, с другой — выносят.
С одной стороны по лестничке в дом мешки заносят, с другой — выносят.
— Н-да, безрадостный пейзаж, — согласился я, несколько разочарованный «путевыми заметками» недавнего мышелова.
Непонятно, чего я ждал от этого повествования, но, верно, не того, что услышал. Отчего-то в мозгу моем всплыла картина: император Наполеон, заложив за спину руки, смотрит в морскую даль, монументально возвышаясь над безжизненно-угрюмой скалой острова Святой Елены.
Стоп! Я резко остановил коня.
— Ты говоришь, что взгляд Макраса всегда был направлен из одной точки?
— Да, — неуверенно произнес Финнэст, точно прислушиваясь к ощущениям, затем, помедлив, энергично кивнул. — Всегда из одной.
— Как интересно получается! Выходит, у Макраса оборудован на острове наблюдательный пункт?