— Делли! — Я ошарашенно принялся заглядывать под низкие ветки кустов, точно ретивый щенок грифона мог там прятаться. — Ты не видела, какой леший утащил этого маленького прожорливого мутанта?
— Нет, — озабоченно покачала головой фея. — Пару минут назад он еще лежал рядом с тобой.
— Может, его типа покричать? — не мудрствуя лукаво, предложил Вадюня. — Куда он там мог подеваться?
— Ага! Давай уж лучше сразу выйдем на дорогу, вроде как домашнего грифончика разыскиваем. Заодно и с мужиком познакомимся.
— Не стоит волноваться, — поспешила успокоить нас фея. — Сейчас поднимусь над лесом и посмотрю, где его носит.
— То есть как поднимешься?! — Я уставился на Делли с нескрываемым возмущением.
— Как обычно, — в свою очередь, не понимая сути моего вопроса, пожала плечами чаровница.
— То есть как поднимешься?! — Я уставился на Делли с нескрываемым возмущением.
— Как обычно, — в свою очередь, не понимая сути моего вопроса, пожала плечами чаровница. — Ты же видел, как я летаю. И в Гуралии на болоте, и у Русалочьего Грота. Неужели не помнишь?
— Я-то видел, а он? — Я ткнул пальцем в плечистого гридня, понуро ведущего за собой травмированного скакуна. — Ему о нашем присутствии знать совсем не обязательно.
— Да ну, Клин, в натуре, не усугубляй! — махнул рукой Ратников. — Может, у них, чисто, в это время года феи тут сплошняком косяками летают! Как это… — Он наморщил лоб и, вспомнив, радостно закончил: — Весенняя эмиграция!
— Миграция, — поправил я, не сводя глаз с дороги.
— Тс-с! Включай уши — Оринка идет.
Миловидная девушка легко, словно плывя над травой, двигалась по еще не остывшим следам умчавшейся в столицу колонны, напевая что-то себе под нос. Узелок с вещами на плече довершал ее сходство с одной из множества странниц, которые, порвав с родимым домом, направляются искать лучшей доли в большие города. Конечно, не пристало юной девице путешествовать без сопровождающих, но что уж тут поделаешь, когда по-другому не получается. Не случалось еще такого, чтобы город сам вдруг заявился в глухоманные субурбанские чащобы.
Я молча покачал головой, беря на заметку при случае подсказать Оринке, что у путника, прошагавшего спозаранку не один десяток верст, вряд ли будет такая легкая поступь. Но у служилого человека, похоже, на этот счет подозрений не появилось, да и общая физическая подготовка у выросшей среди лесов и буераков девушки была значительно выше средней. Услышав за спиной шаги, гридень обернулся, предусмотрительно кладя руку на эфес меча, но, заметив улыбающуюся ласковому дневному светилу девушку, коротко, с достоинством, как и подобает мужчине, к тому же старшему по возрасту и положению, склонил голову в поклоне.
— Здорова будь, красна девица!
— И тебе по здраву быть, добрый молодец! — Оринка приложила руку к груди, демонстрируя искренность своего пожелания.
Манера субурбанцев, путешествуя от села к селу, из града в град, приветствовать в пути всех знакомых и незнакомцев, приятно разнообразила долгие часы странствий. Когда же вот как сейчас землетопы двигались в одном направлении, да к тому же не слишком поспешно, как не завязаться непринужденной, довольно милой беседе, порою с весьма далеко идущими последствиями.
Дежурный обмен вопросами: «Куда, мол, направляетесь?» да: «Отчего в одиночестве?..» И слово за слово разговор начинал обретать приятельскую форму. Похоже, молодой придворный теперь был вполне доволен своей участью и отнюдь не пенял на судьбу за негаданную встречу.
— …И тут этот валун, будь он неладен! Откуда б ему здесь взяться-то — ума не приложу? Конь со всего маху наземь кувырк! Юшка-каан с него кубарем!.. Добро еще шеи себе не поломали.
— Ай-ай-ай! — качала головой Оринка с такой непосредственностью, будто не была лично не только свидетельницей, но и участницей событий, предшествовавших падению гордого каана. — И что, хозяин-то ваш, не сильно ли побился?
— Не без того, ушибся малехо. А все же не так, чтобы и очень. А вот конь, бедолажный, ногу изрядно прибил.
— Ну, это горе еще не горе! — успокаивающе махнула рукой девушка. — Всякую рану заживить да заговорить можно.
— Вестимо, можно, — согласился гридень. — Да кто ж ее заговорит?
— Невелика печаль, — обнадежила его попутчица. — Я и заговорю. Что ж конику-то бедолажному страдать.
— Нешто умеешь? — с некоторым сомнением взглянул на нее молодой придворный.
— Я самого деда Пихто внучка! — не без гордости заявила начинающая разведчица. — Вдохновенного Кудесника! У нас в роду целительством всякий славится!
— Ишь ты! — восхитился ее собеседник, видимо, весьма уважавший всякую ученую премудрость. — Что ж, коли выходишь аргамака, так мы на нем до града Елдина в два счета домчим. Иным же случаем, почитай, и до вечерней зорьки не поспеем. Под открытым небом ночевать придется.
— Не придется, — заверила его Оринка, подходя вплотную к скакуну и легким движением кладя ему на лоб промеж ушей свою маленькую ладошку.
Уныло ковылявший конь тотчас замер как вкопанный, будто готовясь занять место в Музее мадам Тюссо, а Оринка, склонившись к его сбитой ноге, зашептала чуть слышно — так, что нам едва было различимо в наушниках.