— Ходить-то сами можете?
— А че? — Вадюня с кряхтением начал подниматься с пола. — Типа рубилово намечается?
— Не нарубился? — Фея саркастически хмыкнула.
— Типа рубилово намечается?
— Не нарубился? — Фея саркастически хмыкнула.
— Не, я чисто так.
— Разбежались душегубы. Я как погнала на них грифонов — тут-то они врассыпную и прыснули. Так что рубиться не с кем. Ты мне, мил-друг, лучше поведай, какого года выпуска у тебя волшебная палочка… — фея чуть помедлила, подбирая слова, — …была?
— Слышь, ну ты типа загнула! Я ж почем знаю! Это фиговина из конфиската. Помнишь, когда мы на малиновой линии левый обоз с мурлюкской хренотенью стопанули? Там вот и разжился.
— Странные в ней чары. Не должно было такого статься, чтоб живого человека в эдакого попугая изукрасило.
— Раньше работала нормально, — произнес я, вспоминая, как одним движением чародейского жезла уменьшенного образца удалось мгновенно осветлить черную кошку, пытавшуюся было перебежать дорогу перед Вадюниным «ниссаном».
— Что-то странное творится, — вздохнула Делли.
— О-о-о! — раздался из кабинета глухой, но вполне различимый стон. — Воды!..
— Ишь ты, запела пичуга окаянная! — В глазах чародейки мелькнул недобрый огонек, увидев который невольно вспоминаешь, что любезная красавица одним движением может не только развязать язык, но и завязать его в тугой узел. — Пожалуй, Виктор, стоит с ним потолковать, покуда он вновь в силу не вошел.
Соловей-разбойник сидел всё за тем же столом, покачиваясь из стороны в сторону, недоуменно обводя непрошеных гостей обалдевшим взором.
— Вы кто?
— Вопросы здесь задавать буду я! — Мой голос, по идее долженствующий выражать суровую непреклонность, несколько потерял грозное звучание среди наваленных ковров, сундуков и прочей рухляди. — Полагаю, не нужно объяснять, что положение ваше может считаться безнадежным, если, конечно, вы не оправдаете нашего доверия полным раскаянием и чистосердечным сотрудничеством со следствием.
Временами подобное введение, я бы даже сказал, предисловие к допросу, срабатывало вполне успешно. Однако на Соловья-разбойника услышанное произвело не большее впечатление, чем сообщение о прошлогодних ценах на бензин в Республике Конго. Не говоря ни слова, он тупо обводил взглядом оперативно-следственную группу, ожесточенно пытаясь уразуметь, как докатился до жизни такой.
— Эк башка-то раскалывается! — хмуро пожаловался он.
— Слышь, ушлый хмырь, — похоже, вполне искренне возмутился Вадим. — Делов наворочал, а теперь на больничку закосить решил?! Крути его, Клин! Это он под придурка чисто канает!
— Это я под придурка канаю?! — Мрачная окровавленная физиономия хозяина здешних мест приняла было свирепое выражение, и щеки, свисавшие пустыми кошелками, начали наполняться воздухом.
— Не надо свистеть, — тихо шипя, прошелестела Делли. — А то ведь голова от боли и расколоться может, не хуже, чем от Светозаровой палицы.
— Ишь, что припомнила! — потухая на глазах, пробормотал мордоворот, вовсе не радуясь силе профессиональной памяти сотрудницы Волшебной Службы Охраны. — Не стращай! По малолетке дело было. Сглупил, не на того наехал… А нынче я гулевой атаман, и кто мне дорогу заступит — долго не проживет!
— Да он никак, паскуда, угрожает! — возмутился Ратников, прикидывая в уме, чем можно заменить двухпудовую булаву своего названого брата.
— Гражданин Соловей! — вмешался я. — На вашем месте я бы не стал делать попытку запугать следствие. Вина ваша доказана, и за один только разбой на большой дороге вас уже можно четвертовать. А уж нападение на государева мздоимца, это и вовсе на колесование тянет.
— Как честной суд решит, — мрачно отозвался разбойный атаман.
— По вашему делу суда не будет, — нежно заверил я. — Будет военный трибунал в его лице. — Я кивнул на Вадюню. Лицо Вадюни немедленно приняло возбужденно-радостное выражение, несовместимое с гуманизмом.
— Это еще почему?! — уже во весь свой зычный голос проревел подследственный.
— Да потому, — вдумчиво начал я, — что господин И.О. государя, — я кивнул на разминающего молотообразные кулаки витязя, — так решил. Не правда ли?
— Ну, типа того, — отозвался недавний подурядник левой руки.
— Да ты что буровишь? Да ты знаешь, кто за мной стоит?
— Не знаю, — честно сознался я. — Но очень хочу выяснить.
Соловей-разбойник осекся, понимая, что сболтнул лишнее.
— А вот молчать не надо. Для вас же хуже, — продолжал настаивать я. — Нас как раз интересует, кто заказал вам утреннее нападение на кортеж Юшки-каана, зачем ему это было нужно и где этот государственный преступник. Вы ведь, я полагаю, не дурак, сами должны понимать, что такие дела числятся среди злоумышлении против государства и божьего порядка. Итак, я жду ответа, где этот злодей-душегуб таится?
— Знать не знаю, — внимательно рассматривая пустой стол, огрызнулся гулевой атаман.
— Запираться глупо. — Я покачал головой. — Сейчас только от вас зависит, посадят ли вас на кол, точно пугало, или же, принимая во внимание помощь следствию, вы пойдете по делу свидетелем.
— От того, кого вы ищете, идти-то, может, и идут, да только далеко не уходят, — вздохнул батька Соловей. — Потому как ноги из задницы выпадают.