Нет, это невозможно. Древний саллический закон запрещает передачу короны через женское лоно. Попытка оспорить этот закон не так давно вылилась в Столетнюю войну. А впрочем, почему нет? Ставка предельно велика. Уничтожить королевскую семью, скажем, обвинив ее в потворстве еретикам?гугенотам, а дальше — поддержка Испании, благословение Рима плюс бойкие перья памфлетистов, и Генеральные Штаты, собранные под неусыпным надзором Священной Лиги, проголосуют за смену династии. Совсем как недавно у нас, в Англии, при первых Тюдорах[28]. Я поймал себя на мысли, что назвал непроизвольно Британию своей. Невероятное состояние!
Дверь постоялого двора распахнулась, жалобно взвизгнув несмазанными петлями, и в скупо освещенную залу подобно смертоносному зимнему вихрю ворвался Мано с обнаженной шпагой в руках. Голос брата Адриэна, донесшийся со двора, неоспоримо, увы, свидетельствовал, что попытки увещевания моего лейтенанта прошли впустую.
— Шевалье, опомнитесь, нечистый искушает вас!
— Молчите! Я слушал вас. Довольно! — двигая желваками на резко очерченных скулах, рычал де Батц. Мы столкнулись с ним нос к носу посреди лестницы. — Сир, это вы, — моментально теряя большую часть наступательного порыва, пробормотал Мано. — Вы…
Яростный гасконец, казалось, был потрясен возникновением нежданной преграды. Должно быть, так чувствует себя ревущий горный водопад, остановленный в сокрушительном беге заклятьем могущественного мага.
— Мано? — спросил я, удивленно глядя на лейтенанта. — Занятно. Что это ты собрался здесь устроить? Намереваешься убить дю Гуа? Прелестное зрелище!
При звуке этого имени мой доблестный соратник заскрежетал зубами, наверняка в душе жалея, что между этих зубов нет горла Беранже.
— Он негодяй и подлец, — наконец выдавил лейтенант.
— Быть может, — кивнул я. — Но сейчас он ранен. И я, ваш король, не допущу, чтобы вы, шевалье, запятнали свою честь убийством раненого.
— Вы защищаете его, сир?! — едва не плача от досады, выдавил Мано.
— Нет, я защищаю тебя. Я не желаю, чтобы, служа мне, ты завоевал славу бесчестного убийцы. Слышишь, не желаю! Тебе было нанесено умышленное оскорбление. При многих свидетелях. Это, несомненно, вполне достойный повод для дуэли. Но согласно уложениям «Дуэльного кодекса» данный случай является поводом второй степени. Это оскорбление словом. Следовательно, может быть смыто малой кровью и не предполагает смертельного исхода. Прошу тебя, вложи шпагу в ножны!
— Но она там! — с трудом унимая терзающий его гнев, процедил Мано, кусая губу. — Она гладит его своими нежными пальчиками… Сир, прошу вас, не останавливайте меня! Иначе я лишусь рассудка!
— Мано, Мано, ну что ты? — Я положил руку на плечо готового разрыдаться ревнивца. — Конфьянс втирает раненому смесь козьего жира, соли и лука. И, судя по тому, что до нас не доносится крик боли, Беранже попросту потерял сознание. Я прошу тебя, друг мой…
— Проклятье! — Маноэль с остервенением отбросил шпагу в угол, точно опасаясь, что безжалостный клинок в его руках сам уже служит непреодолимым искушением.
Я прошу тебя, друг мой…
— Проклятье! — Маноэль с остервенением отбросил шпагу в угол, точно опасаясь, что безжалостный клинок в его руках сам уже служит непреодолимым искушением.
Сталь жалобно звякнула, падая на все еще залитый кровью пол. Бурые пятна уже начали впитываться в выскобленные доски, служа все же весьма недвусмысленным напоминанием о событиях последних часов.
— Вы правы, мой капитан! Я ухожу! — Он опрометью выскочил из залы во двор, едва не выбив дверь тяжелым ударом кулака.
Я вновь остался один, досадуя на все произошедшее здесь и пытаясь найти успокоение, созерцая колеблющиеся огоньки оплывших свечей, укрепленных на подвешенном к потолку колесе.
— Что здесь был за шум? — Конфьянс, с лицом, немного осунувшимся от усталости и тревоги, но полным осознания правильности содеянного, стояла на пороге комнаты Луи. — Что случилось?
— Это Мано, — грустно вздохнул я. — Он очень ревнует.
— Печально. Очень печально. — Девушка недоуменно покачала головой, глядя на хлопающую под ветром дверь. Я вовсе не хотела его обидеть. Однако я не давала ему никакого повода. Я… Нет. После. Сейчас я кое?что должна сказать вам.
Глава 16
Хороший план перед боем лучше безупречного после него.
Генерал Паттон
Я смотрел на Конфьянс, любуясь ее слегка удивленными черными глазами, и подсознательно пытался угадать, о чем она собирается мне поведать. Быть может, Беранже в бреду говорил о чем?то важном, или же ее все же гнетет необходимость столь опасного путешествия в нашей компании?..
— Я слушаю вас, сударыня.
Мадемуазель де Пейрак в молчании сделала еще несколько шагов и очутилась рядом со мной.
— Прошу простить меня, сир. Входя к раненому, я, сама того не желая, невольно подслушала строки из катрена досточтимого Мишеля Нострадамуса…
— Действительно, сударыня, это был его стих. Однако, поверьте, он не имеет к вам никакого отношения.
— О да, конечно. Я бы хотела сказать о другом. Я уже упоминала, что в детстве в дом моего отца в Тулузе приезжал многомудрый Нострадамус, уже тогда известный всей Франции своими пророчествами. Мой отец любил с ним разговаривать о Боге, о судьбе страны и о многих иных вещах суть вторых я тогда не понимала. Но однажды он подозвал меня к себе и, положив руку мне на голову, произнес негромко: «Милая девочка, сейчас ты еще мала, но пройдут годы, и ты встретишь человека, которого все будут звать королем Генрихом Наваррским. Передай ему то, что я скажу тебе сейчас». И он прочел мне катрен, который я повторяла изо дня в день на протяжении нескольких лет, пока не научилась писать. Потом это как?то забылось. И вот сейчас, услышав дю Гуа, я снова вспомнила те самые строки. Вот что просил передать вам провидец. — Девушка замолчала, делая подобающую паузу перед загадочной строфой: