— Мой государь, — я поклонился, снимая предусмотрительно отстегнутый Мано шлем, — мы с супругой прибыли, как велит долг, на вашу коронацию. Сир, я благодарю небеса, что мы прибыли так вовремя. Велите и дальше сопровождать вас, Ваше Величество?
— О да! Прошу вас, кузен, — не спуская с меня перепуганных глаз, кивнул Генрих Валуа.
— «Денег! Ты денег стребуй!» — по?прежнему убивался на канале связи д'Орбиньяк. — «Народ же чем?то кормить надо! Они ж хотя и гуги, а, поди, Божьим духом не ужинают».
* * *
Вечером того же дня Его без пяти минут полноправное Величество король Генрих III изволили любезно принимать меня в своих покоях во дворце, уже который век служившем официальной резиденцией монархов в дни коронации. Мой дорогой кузен, несомненно, был благодарен нашему величеству за ту помощь, которую мы столь своевременно оказали ему по дороге в Реймс, но имелся еще ряд вопросов, как то: ограбление гардеробмейстера Ее Величества вдовствующей королевы?матери господина де Бушажа; поджог дома парижского прево; похищение фрейлины королевы графини де Пейрак…
— Государь, — негромко промолвил я, дослушав до конца список обвинений, впрочем, вполне обоснованных, — мне печально сознавать, что все ваши слова, касающиеся названных преступлений, верны и справедливы. Увы, Ваше Величество, я вынужден сознаться, что все это так. Но, видит Бог, для каждого из названных вами деяний были веские причины. Я даю слово, что, едва лишь доберусь до своих владений, не замедлю возместить все убытки и господину де Бушажу, и, уж конечно, господину парижскому прево.
— «Это точно», — осклабился в моей голове Лис, незримо присутствующий на нашей встрече. — «Как только доберемся до владений, с лондонского почтамта телеграфным переводом вышлем».
— «Рейнар, не мешай!»
— «Да шо «не мешай»?! Какой резон спасать таких скупердяев? Где полет души, где королевский жест — кому я должен, всем прощаю?»
— «Эт?то он как раз с легкостью. Беда в том, что сейчас не он, а мы должны. Так что, как ты выражаешься, мухи отдельно, котлеты отдельно. Не забывай, в жилах этого короля течет кровь итальянских банкиров». Однако, Ваше Величество, прежде чем говорить о похищении мадемуазель де Пейрак, я хочу умолять вас о прощении для себя, шевалье де Батца и д'Орбиньяка за иное преступление, о коем вам, вероятно, еще неведомо.
— О чем вы говорите, дорогой кузен?
— «Капитан, ты что, решил ему поведать, как мы вынесли Аврез?»
— «Конечно, нет. Но, судя по тому, что Валуа нас в этом не обвиняет, он, должно быть, ничего не знает о том, куда пропал его верный дю Гуа. Иначе бы он с нами по?другому разговаривал».
— «Это верно. Ежели бы Беранже был на ногах, твой подзащитный, без сомнения, знал бы о засаде на дороге, А самого Лу мы встретили бы около кареты, как пить дать».
— «Именно так. Значит, надо рассказать ему о подвиге его лучшего друга». Мой король, я прошу вас простить нам невольное убийство шести дворян на постоялом дворе на дороге, ведущей в Шалон.
— Как, вы убили шестерых дворян?! Вот еще новость! За что, осмелюсь спросить?
— Это был честный бой.
— Как, вы убили шестерых дворян?! Вот еще новость! За что, осмелюсь спросить?
— Это был честный бой. Ваше Величество. Их было шестеро, а нас лишь трое. Мы отстаивали честь графини де Пейрак, а также свободу и жизнь вашего и моего друга Луи де Беранже, сьера дю Гуа.
— Что? — Генрих взвился с места, невольно сбрасывая со стола мохнатую китайскую собачонку, залившуюся в ужасе истеричным лаем. — Дю Гуа! Где он? Что с ним?
— Он был ранен и захвачен в плен этими дворянами. Когда мы встретились, те везли его к Гизу, ибо сами несчастные входили в число заговорщиков, которые нынче напали на вас. Дю Гуа разведал их планы. Именно он сообщил мне о предстоящей засаде, и я поспешил вызвать отряд, чтобы всеми силам воспрепятствовать коварным замыслам мятежников.
— А что же сам Луи?
— Его рана довольно тяжела, но стараниями мадемуа де Пейрак и ее камеристки он вне опасности. Полагаю, скоро будет здесь. Конфьянс обещала, что он поднимется на ноги в течение недели.
— Вы принесли мне радостную весть, дорогой кузен. — Генрих Валуа вновь поднялся из золоченого резного кресла и прошелся по кабинету, расправляя плечи. — Я с ног сбился, разыскивая, куда он пропал. Узнаю Луи! Бесстрашен, как лев. В одиночку сунуться в логово врагов, чтобы только спасти меня! Луи, Луи! Он и при смерти думает о своем короле. Я счастлив, что он нашелся. Конечно же, мой дорогой, я вам прощаю смерть этих нечестивцев. Они злоумышляли против своего короля, а стало быть, их смерть я никак не могу поставить вам в вину. Тем более это была гибель в бою. Вы заслужили награду, Анри.
— Благодарю, Ваше Величество. Но неужели вы могли подумать, что я стану просить у вас о награде для себя. — Я церемонно поклонился, стараясь не зацепить кончиком шпаги сладко дрыхнущего за моей спиной мраморного дога. — Если позволите, я хотел просить вас о королевской милости для вашего искреннего друга и слуги.
Лицо Генриха Валуа приняло неизъяснимо уксусный вид. Как видно, признание заслуг и реальное вознаграждение героев никак не были связаны между собой в душе молодого монарха.