— Как прикажете записать вас, мадемуазель? — расплываясь в любезной улыбке, поинтересовался хозяин.
— Мадемуазель плохо говорит по?французски, — опередил я Конфьянс, собравшуюся было огласить свое имя, — Она итальянка.
— О, прошу прощения, сеньорита. Как же мне записать ее?
— Экая красотка! — ничуть не скрываясь, произнес чей?то голос за нашими спинами. — Погляди?ка, Этьен. Среди итальянок, оказывается, есть прехорошенькие! Не все такие уродины, как Паучиха Като.
Я повелительно жестко положил руку на плечо Мано наклонившись, проговорил чуть слышно:
— Не надо, дружище. Конфьянс действительно очень красивая девушка. Это не оскорбление.
— Но как они говорят об этом, сир, — прошептал в ответ лейтенант.
— Тихо. Хозяин ждет. — Я улыбнулся в ответ на выжидательную улыбку владельца постоялого двора. — Мадемуазель зовут Вероника. Баронесса Вероника дель Бранчефьори из Астурии.
— О?ла?ла. Еще и баронесса! Недаром наш добрый король Франциск после Павии так долго не желал возвращаться домой.
— Да нет же, Жофруа. Это после того, как он повеселился в Италии, там появились такие гладкие кошечки!
Подгулявшие дворяне, ни в грош не ставившие расфуфыренных ландскнехтов — стражу баронессы, веселились во всю прыть, не подозревая о нависшей над ними опасности. За нашими спинами послышался пьяный гогот, и я увидел, как по багровело лицо Маноэля.
— Не надо, — почти умоляюще попросил я.
— Но, сир!
— Побойся Бога, Этьен! — провозгласил кто?то за спиной с явной издевкой. — Тогда и близко не подходи к ней. Ведь именно из Италии король привез ту дурную болезнь, от которой теперь мрут все Валуа.
— Добрый человек, — стараясь не слышать оскорбительных выходок гизаров, начал я. — Будьте любезны предоставить на ночь лучшую комнату для нашей госпожи и что?нибудь поскромнее рядом для нас,
— Прошу прощения, мсье, но лучшие комнаты заняты этими господами, — извиняясь, проговорил трактирщик, указывая на куражащихся насмешников.
— Так за чем же дело стало? — услышав слова трактирщика, бросил в ответ один из наглецов. — Любой из нас готов потесниться, чтобы разделить постель с мадемуазель!
Я повернулся, чтобы остановить Мано, но было уже поздно. Размашистым шагом он пересек залу и остановился перед столом, должно быть, пытаясь угадать, кто из негодяев заслужил почетное право возглавить процессию, направляющуюся в преисподнюю.
— Ну, все как обычно, — глядя на него с безысходным оптимизмом, констатировал Лис. — Ни кабака без драки. Святой отец, позаботьтесь о дамах и поминальной проповеди, а ты, добрый человек, лучше подобру?поздорову ныряй под стойку и не высовывайся.
— Ни кабака без драки. Святой отец, позаботьтесь о дамах и поминальной проповеди, а ты, добрый человек, лучше подобру?поздорову ныряй под стойку и не высовывайся.
— Чего тебе надо, пес?! — презрительно осведомился один из дворянчиков, смеривая насмешливым взглядом фигуру ландскнехта. — Если тебе нужны кости, погоди до…
Не говоря ни слова, де Батц подхватил со стола увесистый оловянный кубок и, опорожнив его на голову вопрошавшего, с размаху двинул им по лицу неосторожного наглеца.
Кровь, смешанная с вином, хлынула из?под прижатых к носу ладоней первой из жертв сегодняшнего вечера.
— Пошла рубаха рваться! — во всю мощь луженой глотки рявкнул Рейнар. — Ублюдки, мамашу вашу! Мы имеем честь атаковать вас!
Но прежде чем слова эти достигли слуха гизаров, потешно вскакивающих из?за стола, пуля, выпущенная из лисовского пистоля, пробила грудь одного из них. Фехтовальщиком мой напарник был посредственным, зато в цель бил без промаха.
— Четверо против троих, — не замедлил он подвести баланс. — Силы неравны. Капитан, в смысле, сир, вам помочь или лучше подготовить комнаты для ночлега?
Между тем застигнутые врасплох дворяне, оскорбленные в лучших чувствах до глубины души, схватились за шпаги, намереваясь примерно проучить нас. Первому из них, впрочем, попытка обнажить клинок не принесла ничего, кроме расстройства. Последнего в жизни. Старым бретерским приемом шевалье де Батц выхватил шпагу из ножен таким образом, чтобы вызолоченные защитные дуги эфеса врезались в лицо противника, а всего лишь полмига спустя кинжал Мано вонзился бедняге меж ребер, отпуская душу его в свободный полет.
— Поднимемся наверх, сударыни, — мягко увещевал наших спутниц брат Адриэн. — Негоже вам видеть то, что здесь будет.
— Но, может, кому?то из них понадобится помощь? — на чистейшем французском спросила «итальянская баронесса».
— В чем, дочь моя? В сражении? — Брат Адриэн опытным взглядом оценил обстановку. Трое все еще державшихся на ногах гизаров пятились к стене под нашим с Мано натиском. Звон пяти шпаг и натужные крики раненых оглашали постоялый двор, вероятно, заставляя остальных его постояльцев покрепче запереться в своих комнатах. — Вы ничем не можете здесь помочь, сударыня. А когда все закончится, боюсь, понадобится помощь исповедника, а не лекаря. Впрочем, похоже, и она будет излишней.
Без сомнения, он был прав. Я впервые видел, как фехтует Мано. Клянусь честью, здесь было на что посмотреть! Мне и самому не было причин стыдиться своей школы владения оружием. Но это!.. Это было какое?то вдохновенное наитие, и если позволительно разъять в фехтовальном искусстве бой поединщиков на отдельные фразы, то здесь звучали не четкие, выверенные до волоса «аргументы», вроде моих, а изящные, отточенные стихотворные строфы. Вот уж воистину проникающие в сердце.