Еще один ночной дозор, смерив нас настороженными взглядами, пропустил, не задавая вопросов.
Еще один ночной дозор, смерив нас настороженными взглядами, пропустил, не задавая вопросов. Казалось, присутствие кроткого бенедиктинца служило универсальной отмычкой ко всем запертым дверям французского королевства. Пройдя какое?то время в молчании по гулкому коридору, мой гид остановился перед одной из дверей, на вид ничем особо не привлекательной, и, для приличия постучав, несильно толкнул ее.
С давних пор монастырские уставы запрещали клирикам запирать свои личные кельи, дабы любой из начальствующей братии мог беспрепятственно войти в каждую из них, когда вздумается. Ибо тайность, как утверждали праведные отцы Церкви, мать всякого заговора и разврата.
Дверь в покои бывшего викария действительно не была заперта, однако сильно ли это способствовало искоренению заговора в святых угодьях, оставалось невыясненным. Преподобный мсье де Ботери восседал за небольшим письменным столиком, низко наклонясь над исписанным листом. Судя по гусиному перу, сжимаемому им в пальцах, и распечатанному свитку с красной печатью, укрепленному на пюпитре перед ним, в этот момент святой отец переписывал очередной документ, возможно, речь для завтрашнего выступления его высокопреосвященства. Заслышав скрип петель, священнослужитель поднял на вошедших подслеповатые глаза и, близоруко щурясь, попытался распознать поздних визитеров.
— А, брат Адриэн! — наконец улыбнулся он, откладывая перо на стоящий рядом бронзовый письменный прибор. — Это вы! Я собирался увидеться с вами завтра. Тут вот наш король Генрих III отсылает в Рим интересную депешу. — Монах постучал пальцами по листу, укрепленному на пюпитре. — Он просит развода для своей любовницы Марии и ее супруга — принца Кондэ, дабы позднее иметь возможность с ней обвенчаться. Я подумал, что вам это должно быть интересно, — благостно улыбаясь, проговорил брат Рауль.
— Это так, ваше преподобие. Но сейчас я пришел говорить не об этом, — прервал собрата духовник Маргариты Наваррской. — Мой спутник желает побеседовать с вами.
— Да? — Секретарь нунция начал что?то искать, озабоченно оглядываясь и хлопая ладонью по лежавшим вокруг бумагам. — Представляете, брат Адриэн, куда?то запропастились очки. Он что же, друг мой, тоже…
— Он не бенедиктинец, ваше преподобие, — перебил добродушного священника наш капеллан. — Его имя Генрих де Бурбон.
Я смотрел на растерянно мигающего святого отца, честно говоря, даже не представляя, с чего начать свою обличительную речь. Мне он представлялся совершенно другим, этаким прожженным интриганом, худым и жестким, как удар плетью, прирожденным чудовищем, на котором монашеское одеяние должно было смотреться дерзким вызовом христианскому миру. Если возможно судить о человеке по лицу, я готов был присягнуть, что этот толстенький невзрачный человечек, от рождения уготованный для служения Господу, не мог организовать то хладнокровное убийство, которое я, да и не только я, ему приписывал.
— Генрих Наваррский? — озадаченно переспросил брат Рауль, пытаясь собраться с мыслями. — Для?я?я меня это честь.
Когда я шел на эту встречу, мне представлялось, как хватаю изощренного негодяя за ворот сутаны и, приложив для острастки пару раз об стену, вытряхиваю из подлеца все детали недавнего цареубийства. Однако хватать и бить такого вот бумажного червя рука не понималась. Опираться можно лишь на то, что сопротивляется.
— Вы были в Лувре в ночь на святого Варфоломея, — как можно более грозно произнес я, сразу беря быка за рога.
— Да, Ваше Величество, — пролепетал святоша. — Я состоял причетником луврской часовни, а в тот день, по обычаю, служатся поминальные мессы за упокой души вашего великого предка, короля Людовика Святого.
— Чем вы занимались, кроме месс? — Я старался не терять угрожающих интонаций, но, честно говоря, был обескуражен безропотной кротостью воображаемого чудовища.
— Чем вы занимались, кроме месс? — Я старался не терять угрожающих интонаций, но, честно говоря, был обескуражен безропотной кротостью воображаемого чудовища.
— Молил Господа вразумить заблудших и даровать покой и мир душам, алчущих крови. Я и еще несколько обитателей и обитательниц Божьего храма чудом спаслись из дворца незадолго до взрыва. Вот и брат Адриэн может подтвердить это.
— А ваш племянник, барон де Ретюньи, вы видели его в тот вечер?
— Мельком, сир. Еще до захвата замка вашими людьми. — судя по безмятежному лицу священнослужителя, он отвечал откровенно. И все же проку от его ответов не было абсолютно никакого. Впрочем, на что же, собственно говоря, я надеялся? Что возможный заговорщик, увидев меня, начнет каяться и просить пощады? Нет, я надеялся на иной сценарий допроса. Такое перемалывание воды в ступе напрочь сбило меня с толку.
— Господин де Ботери. — Я шагнул вперед, вновь придавая голосу грозное звучание. — У меня есть все основания полагать, что именно вы отдали своему племяннику приказ убить короля Карла IX. Не знаю еще, ваша ли идея, или же он сам придумал свалить на меня вину за это убийство, но я об этом непременно узнаю. Даже если все сказанные вами сегодня слова вам придется подтвердить на дыбе.