— Я знаю, мадам. И неплохо играю в нее.
— «Неплохо», мой дорогой, это не то слово.
И неплохо играю в нее.
— «Неплохо», мой дорогой, это не то слово. Играть можно либо превосходно, либо никак. Все остальное — жалкие потуги. И не забывайте, люди вокруг вас куда хуже, чем резные фигуры. Ибо они всегда имеют свое мнение о том, зачем они живут на этом свете.
— Смею полагать, сударыня, что я недурственный игрок. А в будущем, благодаря вашим мудрым урокам, обрету должную сноровку и опыт. Но в той партии, о которой нынче идет речь, шевалье де Батц — фигура еще не сыгранная, И если он все еще жив, на что мне искренне хочется надеяться, я намереваюсь во что бы то ни стало вывести его из?под удара.
— Мой дорогой, — прикрывая веками насмешливые глаза, ласково промолвила мадам Екатерина. — Горячность и запальчивость губили многих хороших игроков. Но давайте рассуждать, как люди, судьбою предназначенные властвовать, а не как тщеславные вояки, у которых весь мозг без остатка мог бы разместиться в яблоке их шпаги. Вы — король Наварры и вождь гугенотов. Вы прекрасно играли, и вчерашняя коронация яркое подтверждение тому, что пусть шаткий, но мир между французами?католиками и французами?гугенотами возможен. Я думаю, кардиналу де Гизу и папскому нунцию было также неуютно в соборе рядом с вами, как и вам рядом с ними. Но теперь дело сделано, и даже Господь не может объявить бывшее небывшим. И какой же ход вы сделаете сегодня? Может быть, король Наварры спешит развить достигнутый им успех? Королева сделала паузу, точно всерьез интересуясь моим мнением по этому поводу. Я молчал в ожидании ее дальнейших слов.
— Сегодня ради невесть куда пропавшего шевалье, заметьте, не убитого, не казненного — невесть куда пропавшего, вы готовы бросить на смерть тысячи подданных, как своих, так и моего сына? Готовы ввергнуть королевство в нищету и разорение? Ни одна, пусть даже самая ценная фигура не стоит целой партии!
Я, устыдившись, вновь уставился на Господа в окружении ангелов, разрабатывающего план сотворения Земли, с укором взирающего на спорящих с живописного плафона высокого потолка. Безусловно, Екатерина Медичи не могла призвать меня сюда лишь для того, чтобы сделать внушение разбушевавшемуся зятю и преподать ему урок игры в гранд?шахматы. Я ждал продолжения, ради которого и устраивался весь августейший нагоняй.
— Честно говоря, — прервала молчание вдовствующая королева, — когда мне сообщили, что ваш шевалье исчез из тюрьмы, я решила, что это ваша очередная шалость. — Она погрозила мне пальцем, должно быть, напоминая про набег на Сен?Поль. — Признаться, Анри, я и сейчас так думаю. Но вы утверждаете, что не ведаете, где мсье де Батц. — Государыня впилась в меня пристальным взором, вероятно, надеясь, что я дам слабину и сознаюсь в организации побега.
— Я готов присягнуть в этом, Ваше Величество, — высокопарно заявил я, ни на йоту не отступая от истины.
— Что ж, может быть, и так. Однако король также не имеет отношения к исчезновению вашего дворянина. Он исчез вчера ближе к вечеру, а у Генриха просто?напросто не было времени заниматься этим делом. Полагаю, ваш лейтенант объявится сам, Надо лишь выждать время. Вероятно, господин де Батц попросту умнее, чем я думала, и он не пожелал компрометировать своего государя. В таком случае ловкость и сообразительность этого шевалье делают честь и…
Я думаю, мне удастся убедить моего сына даровать мсье Маноэлю высочайшее помилование в честь коронации и памятуя о той роли, которую сей дворянин сыграл по Божьей воле. — Она замолчала, давая мне время выразить свою благодарность, что я и не замедлил сделать в самых изысканных выражениях, пришедших мне на ум.
— Но, Генрих, — прерывая поток славословий, встревожено промолвила королева. — Нельзя забывать, что в наших руках судьба не одного человека, а целых королевств. Вы еще очень молоды.
Вы еще очень молоды. И вы, и мой сын сегодня вспылили и наговорили друг другу много грубых и глупых слов. Но между людьми мудрыми слова, сказанные в запальчивости, забываются так же быстро, как и произносятся. И, надеюсь, что тот союз, который наметился меж нами, теперь не может быть сокрушен какими?то глупыми никчемными обвинениями… В той игре, мой мальчик, которую вам выпало играть по рождению, каждый ход рушит чьи?то судьбы. Это неминуемо. Я понимаю вас, но учитесь смирять свой гнев. Порою жертва фигуры дает вам немалое преимущество.
— «Капитан!» — раздалось у меня в голове. — «Ты там долго ля?ля за тополя точить будешь? А то у нас тут гости образовались».
— «Анжуйские гвардейцы?» — спросил я, предчувствуя ответ.
— «Ага», — подтвердил мои опасения д'Орбиньяк. — «А кто у них в роли Чапаева впереди на лихом коне — знаешь?» — Он помолчал, дожидаясь ответа, но, не дождавшись, продолжил: — «Ну да, ты ж у нас в картошке не шурупаешь. Ладно, поясняю. Впереди на лихом коне у анжуйских гвардейцев лично сам монарх с длинной ковырялкой в руках. В общем, угнетатель хочет провести у нас обыск. Причем, заметь, без санкции прокурора, без понятых и протокола. Типичный мафиози!»
— «И что вы?»
— «Мы стоим непокобелимо. Пока я у Генриха требовал удостоверение личности и утверждал, что он не похож на профиль на монете, мамаша Жози сгоняла за твоими висельниками, и те, распевая «Приди, Господь, и дрогнет враг», изобразили из себя весьма пикантный кордебалет при персоне государя. Теперь все стоят ругаются, шо делать дальше — не знают. Так шо поспеши, а то, ежели ситуёвину не разрулить, то, глядишь, и ехать никуда не надо будет. Завтра?послезавтра тебя тут же коронуем, и поскольку ты у нас на Генриха IV недотягиваешь, будешь зваться Генрих III?бис».