— Мир вам, дети мои! — Брат Адриэн, как обычно благостный и улыбающийся, отворил дверь моего кабинета, когда мы с Рейнаром изучали карты. У меня было две двойки, у Лиса — покер. С момента раздвоения Бурбонов я почти не видел нашего преподобного друга. Разве что мельком в замковой часовне во время венчания или же неподалеку от короля Генриха на плацу, когда тот от всей души распекал немецких капитанов. — Я слышал, вы собираетесь в путешествие?
— Да, святой отец, — кивнул я. — Через час выезжаем.
— По морям, по волнам, нынче здесь, завтра там, — ни с того ни с сего затянул Лис.
— Почтеннейший господин Рейнар! — Брат Адриэн, не дослушав скорбное повествование о жизни моряка, который красив сам собою, перебил вдохновенного певца. — Прошу вас позволить мне переговорить сссс… вашим другом с глазу на глаз.
— Ну вот, опять! — взрыднул Рейнар. — Как собаку на мороз, невзирая на былые заслуги! «Все равно я буду подслушивать, так что секретничайте на здоровье!» — Д'Орбиньяк чопорно откланялся, старательно подметая пол перьями своей шляпы.
— Мессир! — начал наш полковой капеллан. — Мано сказал, что ваше истинное имя Шарль? Шарль де Бурбон, герцог де Бомон. Это верно?
— Да, преподобный отче, — согласно кивнул я. — Прошу простить, что я невольно ввел вас в заблуждение. В том нет моей вины. После проклятой раны в Лувре я ничего не мог вспомнить. Лишь только в октябре, много позже коронации, я вновь обрел память.
— Как дивно порою ступает по земле промысел Господний, — покачал головой бенедиктинец, выслушав мои слова. — Как дивно и замысловато. Должно быть, сейчас вам непросто осознавать себя совсем иным человеком, чем тот, коим вы мнили себя столь долго.
— Я уже свыкся с этой мыслью, отче, — вздохнул я, поправляя шпагу. — Цезарю — цезарево, Богу — Богово, а всем остальным — все, что останется после дележа пресловутой монеты.
— Да?да, конечно, сын мой, — потупил глаза монах. — Смирение и попрание гордыни — великие черты для христианского государя.
Знай я брата Адриэна чуть поменьше, я бы, может, решил, что он оговорился, именуя собеседника государем, но бесконечные диспуты софистов и занятия матерью всех наук логикой в стенах Сорбонны, несомненно, привили старательному ученику высокое искусство не оговариваться попусту.
— Но, святой отче, — деланно веря в случайность, поспешил поправить я, — вы наделяете меня чужим титулом. Герцог де Бомон — не лев, а лишь тень льва.
— Тень, — задумчиво протянул брат Адриэн. — Помните мой дорогой Шарль, когда?то на привале, по дороге в Понтуаз, я рассказывал вам о предсказании мэтра Руджиери. Тогда на стене, среди выведенных магом будущих королей Франции Екатерина Медичи узрела тень Генриха Наваррского. Тень нашего льва. Не правда ли, забавно, мессир?
— Я не ищу себе иной доли, кроме той, которая предназначена мне судьбой, — уклончиво ответил я.
— Судьба — весьма странная вещь. Ведь подумайте сами, — брат Адриэн сделал паузу, давая мне возможность сосредоточить внимание на его следующем тезисе, — баронесса де Миосанс держала вас в своем замке вблизи вашего брата, когда вы были совсем еще крошками. Стоило какой?нибудь невнимательной горничной или же кормилице, радеющей за будущее своего питомца, поменять детей в колыбелях, и вот получается, что вы, а не ваш брат — первенец Жанны д'Альбре и Антуана де Бурбона.
— Но этого не случилось, преподобный отче, — с полной уверенностью заверил я.
— Вы можете мне в этом поручиться? — коротко поинтересовался бенедиктинец.
Конечно же, я мог в этом поручиться. При желании, вероятно, даже мог предоставить выписку из церковной книги, из которой недвусмысленно вытекало, что самозваный Шарль де Бурбон одновременно и на двенадцать лет старше, и на четыреста лет младше своего «братца». Но к чему так расстраивать ни в чем не повинного человека!
— Молчите? — торжествующе проговорил брат Адриэн. — Вот то?то и оно. Никто не может ни подтвердить, ни опровергнуть этого.
— Как вас понять? — все еще пытаясь прикинуться идиотом, спросил я. — Мой брат — законный король Наварры, если предсказания о его судьбе истинны, он будет законны» королем Франции.
— Сын мой, закон Господа нашего выше законов, сочиняемых выпускниками факультета «правоведения» Сорбонны, как и сам Он выше любого — будь то клирика или епископа. Бог же дарует власть королям не для того, чтобы они, погрязнув во грехе, упивались плодами ее. Ибо кому много дано — с того много и спросится. Мне ли рассказывать вам, мессир, что справедливость и защита веры есть первейшие добродетели всякого монарха?
— Это так, святой отче. Но лишь суд Божий может установить здесь, что истинно, а что нет, что гибельно, а что свято.
— Ваша мудрость делает вам честь, месье, — одобрительно кивнул вдохновенный проповедник. — Но если суд Божий вынесет вердикт в отношении вашего брата, готов ли будет его преемник принять из разжавшихся пальцев скипетр?
— Вы полагаете преемником меня, святой отец? — изображая на лице удивление и настороженность, спросил я.
— Так полагают многие, очень многие, — поспешил заверить меня благочестивый святоша.
— Но откуда же многим известно о нашей семейной тайне? — озадаченно поинтересовался я.