— Вчера, Ваше Величество, — продолжая стоять во все той же скульптурной позе, провозгласил я, — вы изволили угрожать расправой моему дворянину — шевалье Маноэлю де Батцу, повинному лишь в том, что на честной дуэли он поразил господина Луи де Беранже. Сегодня я узнаю, что он якобы сбежал из запертой камеры тюремного замка. Я спрашиваю у вас, Ваше Величество, возможно ли такое? В силах ли человек, не имея сподвижников на воле, совершить подобное деяние? Или же, может быть, и это более вероятно, Маноэль уже убит и его тело закопано в каком?нибудь темном углу тюремного двора? Я хочу знать, где мой слуга! Прошу вас ответить на это, государь!
Выражение лица Генриха III являло собой органичный сплав раздраженного недовольства и удивления. Конечно же, он ничего не знал и не мог знать о судьбе Мано. Честно говоря, я и сам о ней мог только догадываться. После того как брат Адриэн отыскал Жозефину с переодетым доминиканцем в «Полосатом осле», оба священнослужителя напрочь пропали из моего поля зрения. Так что я вполне искренне мог заявлять королю Франции, что желаю знать, куда подевался мой лейтенант.
— Что вы такое говорите, мсье? — гневно сдвинул брови Генрих III. — Я знать ничего не знаю о шевалье де Батце. Это все наглая ложь!
Король был явно разгневан, но, поставленный мною в положение оправдывающегося, никак не мог найти в себе силы переломить ситуацию.
— Д'Эпернон! — понимая нелепость положения, воскликнул он. — Выведите отсюда этих господ. Вот этого, — король Франции указал носком домашней туфли на сокрушенного начальника тюрьмы, в полубессознательном состоянии продолжающего лежать на полу, придерживая голову руками, — в карцер! А вас, мой дорогой кузен, с этого дня я не желаю видеть при дворе.
— Вы плохо начинаете царствование, Ваше Величество, — исподлобья глядя на возмущенного монарха, сурово проговорил я. — Тайные убийства не к лицу государю, лишь только вчера клявшемуся защищать закон и справедливость.
— Я еще разберусь с этим делом! Тщательно разберусь! — срываясь на фальцет, взвизгнул Генрих III, вскакивая с насиженного места и запахивая разлетевшиеся в стороны полы легкого халата. — А сейчас ступайте прочь! Прочь отсюда!!! Д'Эпернон, я приказал вывести этих господ!
Четверо гвардейцев, опасливо поглядывая на свирепого подопечного, стали вокруг меня, и их капитан, вероятный преемник так некстати погибшего де Гуа, молча сделал знак покинуть королевские покои. Я передернул плечами, демонстрируя глубочайшее презрение, но тут…
— Оставьте его, господа! — донеслось из?за спины стражи.
Мягкий, но властный женский голос с неистребимым итальянским акцентом не оставлял сомнений в авторстве прозвучавших слов. В отличие от нового короля Франции, из?за многочисленных празднеств перепутавшего день с ночью, его страдающая бессонницей мать уже давно поднялась.
В отличие от нового короля Франции, из?за многочисленных празднеств перепутавшего день с ночью, его страдающая бессонницей мать уже давно поднялась. А вполне может быть, что сегодня и вовсе не ложилась. Коронация коронацией, но кто?то ведь должен заниматься государственными делами. Наверняка сообщение о моем столь буйном визите пришло к мадам Екатерине еще до того, как я, выведя из строя стражу, ворвался в туалетную комнату Его Величества. Однако, ведомая врожденным талантом драматической актрисы и тонким чувством мизансцены, она избрала наилучший момент для эффектного появления.
— Что вы здесь устроили, Анри? — прошествовав мимо стражи и смерив удивленным взглядом тюремщика, приподнятого анжуйцами, но все еще никак не способного принять вертикальное положение на ватных ногах, поинтересовалась она. — Вы обезумели, мой дорогой? Ваше Величество, заклинаю вас, — отворачиваясь от меня, произнесла Екатерина. — Я заклинаю вас не давать волю своему гневу. Увы, Анри горяч и несдержан, но он ваш вернейший союзник.
— Мадам. — Я преклонил левое колено перед Черной Вдовой. — Я взываю к вашей справедливости! Ведь только вы со своею неизменной мудростью да всеблагой Господь способны рассудить нас!
Екатерина Медичи любезно кивнула головой, довольная этим ходом.
— Что вы, мой дорогой! — Моя дражайшая теща возложила белую царственную руку на плечо своего зятя. — Поднимитесь с колен и следуйте за мной. А вас, Ваше Величество, — она обратилась к сыну, с нынешнего дня уже полноправному и единовластному королю Франции, — я заклинаю, не делайте ничего, за что впоследствии вам будет стыдно.
Генрих III, молчавший с самого появления своей матери, демонстративно отвернулся. И я лишь краем глаза заметил, что нижняя губа его закушена чуть ли не до крови. Всего лишь несколько дней назад достигнув заветного возраста — двадцати одного года, когда он уже обходился без регента и мог управлять самовластно, он, к ужасу своему, обнаружил, что по?прежнему не в силах противостоять мягкой, но несгибаемой воле королевы?матери. И судя по тому, что я имел возможность наблюдать сейчас, Паучиха отнюдь не собиралась слагать с себя права верховной власти, лишь едва прикрытые маской церемониальной почтительности.
* * *