— Дети мои!. — примиряюще вмешался брат Адриэн, должно быть, еще не привыкший к яростным перепалкам короля Наваррского и его адъютанта. — К чему эти ссоры? Спасение господина де Батца всецело в наших руках, и мы должны возблагодарить Господа, в милосердии своем пославшего нам такой шанс. Но прежде, чем я расскажу о нем, позвольте мне поведать о смирении и милосердии, которые подобают каждому христианину.
— Валяй! — хмуро бросил д'Орбиньяк. — Если ты без этого не можешь, крути на полную катушку, только поскорей.
Бенедиктинец кивнул, пропуская мимо ушей неучтивые слова Рейнара.
— Как вам, должно быть, известно, монастырская братия обедает за одним столом. Монах не имеет права жаловаться на качество пищи, ни даже подзывать брата келаря и делать знаки братьям, разносящим еду, если вдруг то или иное блюдо по оплошности не положено в стоящую перед монахом миску. Ибо это деяние было бы нарушением приличествующего клирику смирения. — Брат Адриэн назидательно воздел вверх палец.
— Хороши порядки, — хмыкнул Лис, представляя себя на месте обиженного.
— Воистину они мудры, — продолжил монах. — Ведь сосед такого неудачливого брата, как велит ему долг милосердия, обязан обратить внимание келаря на то, что его собрат лишен какого?либо блюда.
Однажды случилось так, что одному из братьев бенедиктинцев в похлебке попался маленький мышонок, скорее всего случайно упавший в котел и там нашедший свою погибель. Что делать? Есть такую похлебку нельзя, но позвать брата келаря не позволяет устав.
— Ну?ка, ну?ка! И что же предпринял этот святой отец? — заинтересованно спросил Лис, всегда ценивший в людях сообразительность.
— Он призвал себе келаря с вопросом: «Скажите, отче, разве брат Робер, — а именно так именовали его соседа, — не имеет права на мышь?»
— Браво! Браво! — расхохотались мы, аплодируя находчивости неизвестного монаха.
— Это я говорю к тому, — вновь продолжил наш капеллан, — что для спасения нашего соратника вам, мсье Рейнар, сегодня надлежит встретиться с одним незнакомым человеком, который не менее нас заинтересован в том, чтобы Мано оказался на свободе и как можно быстрее и дальше отсюда. И на этой встрече, господин д'Орбиньяк, вам весьма к лицу будут смирение и милосердие.
— Ну что ж, я готов! — Лис расправил плечи. — Куда идти?
— Нынче вечером, когда стемнеет. Таверна «Коронованный олень». Подойдите к задней двери и постучите. Тук?тук, тук?тук?тук, тук. Вас проведут.
— Ну что ж, вечером так вечером, — согласился напарник.
— Кстати, преподобный отец, — начал я, вспоминая утренний рассказ пана Чарновского о бывшем викарии парижского архиепископа, нашедшего себе убежище в свите папского нунция. — Здесь в Реймсе сейчас находится преподобный Рауль де Ботери. Быть может, он вам знаком по Парижу?
— Немного, — кивнул головой брат Адриэн, останавливая на мне задумчивый взгляд.
— Вы не могли бы организовать мне встречу с ним?
— Попробую, сын мой. Но при условии, что встреча состоится в моем присутствии. Сами понимаете, вы все же гугенот, и секретарю кардинала Солертини не пристало разговаривать с вами наедине.
— Я согласен. Сегодня вечером!
Глава 24
Опасность всегда угрожает тем, кто ее боится.
Бернард Шоу
Остаток дня был заполнен многочисленными хлопотами. Брат Адриэн вновь отправился в тюремный замок, утверждая, что у Мано сейчас самое время исповедоваться и очистить душу от грехов, ибо последний раз бравый гасконец посещал исповедь, должно быть, еще в день первого причастия. Я не расспрашивал, каким образом духовнику королевы Наваррской удалось проникнуть в стены тюрьмы, поскольку вполне уже имел возможность убедиться в обширности его связей. Да и то, что святой отец сам не пожелал поведать о подробностях очередного успешного дела, говорило само за себя. Тут уж, как гласила старинная французская пословица, не хочешь слышать уклончивых ответов — не задавай нескромных вопросов.
Спустя полчаса после ухода монаха гербовый король Франции, досточтимый Дени Мону, принес мне длинный список дворян, пожелавших принять участие в завтрашнем турнире. Мне надлежало прочесть имена и описание гербов благородных кавалеров, собравшихся выступать на ристалище либо под королевскими лилиями, либо под знаменем с лотарингским тестом, которое нес в бой муж принцессы Клод Валуа, герцог Карл Лотарингский. В сущности, это было пустой формальностью. После тщательной геральдической экспертизы все внесенные в списки рыцари были признаны турнироспособными, но по правилам моя подпись должна была скреплять оба предоставленных мне листа.
Когда стемнело и городская стража запалила факелы для освещения перекрестков; когда в окнах домов жильцы второго этажа выставили фонари, чтобы хоть этим убогим светом вырвать из мрака мощенные лишь по центру улицы; когда воришки и разбойники вылезли из своих нор, чтобы отправиться на охоту за чужими кошельками, шевалье Серж Рейнар Л'Арсо д'Орбиньяк отправился в таверну «Коронованный олень», где ждал его неизвестный, желающий принять активное участие в освобождении из застенков нашего вспыльчивого друга. Честно говоря, попытки представить, кто бы это мог быть и с чего бы вдруг ему вздумалось страстно желать освобождения де Батца из?под стражи, не дали результатов. Брат Адриэн также не пожелал внести ясность, сообщив лишь экклезиастовское: в многознании много печали. Потому мой напарник шел на рандеву, как молодой любовник на тайную встречу к супруге злобного правителя: в кольчуге под одеждой, при шпаге и с заряженными пистолями.