— Нэма пытань [40] , — заверил Сережа, смешивая карты. — Шо ставишь?
— Что ставлю? Что ставлю… — Крошечный хранитель постоялого двора подскочил и забегал по столешнице.
— Нэма пытань [40] , — заверил Сережа, смешивая карты. — Шо ставишь?
— Что ставлю? Что ставлю… — Крошечный хранитель постоялого двора подскочил и забегал по столешнице.
Не найдя, должно быть, ответа на этот роковой для всякого проигравшегося вопрос, он хлопнул в ладоши, и спустя мгновение перед ним оказалась довольно упитанная серая мышь.
— Не понял, — возмутился Лис, убирая драгоценную колоду подальше от зубов грызуна. — Это шо за смена состава в ходе игры?
Однако состав игроков остался прежним. Мышь, поднявшись на задние лапки, огорченно пискнула и уронила на стол небольшую потертую серебряную монетку. Лис поднес ее к глазам.
— Погоди, это что, динарий Альбрехта Медведя? — удивленно разглядывая монетку, отчеканенную еще в самом начале покорения этих земель, спросил мой друг.
— Его, его. Сдавай скорее! — потребовал малыш.
— Откуда он у тебя? — поинтересовался Сережа.
— В щель завалился, — дрожа от нетерпения, выдохнул домовой и одну за другой начал поднимать карты.
— Если дырка в голове — поздно пить зеленку, — с непонятным злорадством проговорил Лис, придвигая к себе выигрыш.
Кроха с досадой глянул на убийственную комбинацию в руках Лиса и закряхтел от досады.
— Давай разок в долг, я поутру все как есть отдам! — Маленький бородач хлопнул себя ладонью по груди. — Вот чтоб мне с этого места не сойти!
— Э не, где я тебя утром искать буду? Играем только на наличные. Чеки и воздушные поцелуи не беру.
— А столовое серебро возьмешь?
— Давай, засвети.
В следующие полчаса мой друг стал счастливым обладателем десятка разнокалиберных ложечек, ножа для вскрытия устриц и крошечной емкости для перца, украшенной десятком мелких жемчужин. Каждый раз, когда ставка домового была проиграна, вновь появлялась уже виденная мной упитанная мышь с очередным предметом в лапах. За столовой утварью были проиграны разрозненные пуговицы с какими-то блестящими камнями, золотая цепочка, должно быть, от нательного креста, и пряжка от туфель.
— Ну, — домовой с надеждой глянул на вновь появившегося грызуна, — давай же, давай!
Та развела лапы в стороны и, чуть присев, сокрушенно пискнула.
«Дивная вещь эти сны, — мысленно усмехнувшись, подумал я. — Такое, бывает, привидится!»
Страстная комариха, изнывая от кровавой жажды, спикировала и закружила над головой, выбирая место для посадки.
— А у меня тут еще крест есть, — вспомнив что-то, быстро заговорил домовой. — Его лихие разбойнички тут на стропиле припрятали, тому назад уж почти десять лет. Я его коснуться не могу, а тебе, если выиграешь, место укажу. Большой такой крест, золотой, с каменьями.
— А не брешешь?
— Да чтоб у меня вся борода клочьями повылазила, — клятвенно заверил малыш, поглаживая лохматое украшение своей физиономии.
— Ну, лады. Поверю на слово.
Лис снова начал метать карты. Между тем комариха перестала изнывать, устраиваясь на поздний ужин. Я хлопнул себя по лбу, невольно привлекая этим внимание Лиса.
— Шо, капитан, не спится?
— Поспишь тут с вами, — буркнул я.
— Шо, капитан, не спится?
— Поспишь тут с вами, — буркнул я.
Так называемый сон не желал рассеиваться. Лис действительно сидел за столом с колодой в руках, а перед ним, нервно потирая руки, стоял кроха домовой.
— Ну, сдавай же, сдавай, — потребовал он, обращая на меня внимания не более, чем на комариное нытье.
Я вновь прикрыл глаза. Как ни странно, тело чувствовало себя вполне отдохнувшим, и мозг готов был работать на полную мощность. Можно было не сомневаться, что в предутреннее время, именуемое «волчьим часом», никакая стража не сможет помешать нам вырваться из этой западни.
Констатируя этот факт, я невольно почувствовал досаду. Моя надежда найти в Феллине хоть какие-то зацепки для решения стоящей перед нами задачи терпела крах. В какой-то момент мне показалось, что фортуна высветлила на секунду то самое звено, ухватившись за которое, можно вытащить всю цепь целиком. Мне еще ничего не говорило имя прекрасной Гунилы, покорившей сердце принца Юхана, но сам факт ее существования обнадеживал. Вполне могло статься так, что в деле избавления герцога Эстляндского от брачных уз мы с ним окажемся союзниками.
И вот теперь, когда пасьянс, казалось, начал складываться, бежать от каких-то «псов господних» [41] ! Вновь оказаться у разбитого корыта, как говорят в ближнем отсюда зарубежье. Без корабля, без сведений, без сколько-нибудь внятного плана действий.
Ну, положим, доберемся мы до Юхана, передадим ему письмо Вишневецкого, адресованное королю Эрику, и он, полный благодарности, оставит нас при своем дворе. Дальше-то что? Дурацкая ситуация. Возможно, и сам Юхан был бы рад избавиться от польской королевишны, да только сделать это — не в его силах. Разводы на таком уровне может разрешить только сам римский понтифик, а для него Катарина Ягеллон — добрая католичка, а Юхан, подобно многим германским князьям, сегодня католик, а завтра, стоит ему расстаться с супругой, может оказаться кальвинистом. Ни за какие коврижки его святейшество не даст разрешения на развод!