В сочетании с безукоризненным французским восточная пышность речей мурзы казалась странной, почти нелепой.
— Доброго пути, — с довольно сильным акцентом произнес Штаден уже в спину уходящему татарину. — Скатертью дорога. — С этими словами он поднял высверкивающий золотой насечкой ствол и направил его между лопаток своего недавнего собеседника.
Кто знает, о чем думал он в эту минуту, но, простояв так, покуда Джанибек не скрылся за кустами, вестфалец опустил свое оружие и зашагал прочь.
Время шло, и несколько успокоившийся Лис уже отправился принимать, как он выразился, «неконгруентные меры», а я, запершись в четырех стенах, продолжал осмысливать сговор, которому был свидетелем. Положение складывалось критическое. В момент, когда державность России была скреплена лишь фигурой грозного царя, подобный удар в мягкое подбрюшье мог оказаться смертельным. И хотя лично у меня от щедрости государя осталась лишь изжога, а спасение Московской Руси отнюдь не входило в наше задание, поставить институт в известность о происходящем я счел долгом оперативника.
— Джокер-1, — выслушав мои умозаключения, отозвалась база. — Переключаю вас на отдел разработки. — Спустя полминуты в голове звучал уже менторский тон одного из наших высоколобых корифеев. — Все, что вы говорите, — верно. И добавляет некоторые весьма серьезные штрихи к пониманию обстановки в данном секторе ответственности. Однако вам следует помнить, что в описанной реальности Девлет-Гирей тоже совершил успешный поход на Москву примерно в это же время. Его действия на Руси были столь ужасающи, что вплоть до нашествия Наполеона московиты считали годы до Девлетова набега и после него. А Иван Грозный был готов отдать татарам ранее отвоеванную у орды Астрахань. — Ученый муж сделал эффектную паузу, должно быть, готовясь сказать нечто особенно важное. — Увы, надо признать, что без этой скорбной вехи, как и без последовавшего за смертью Ивана IV Смутного времени, невозможно представить себе формирование российской государственности. Конечно, теперь нам известно, каким именно образом войско крымского хана беспрепятственно сможет миновать русские кордоны, однако вы вслед за лордом Баренсом допускаете ошибку, говоря о фатальности наблюдаемых вами событий.
— Джордж Баренс говорил о возможной гибели России? — перебил я разработчика.
— Говорил, — нехотя отозвался тот. — Однако…
— Постойте, — требовательно продолжил я. — Именно поэтому он требовал прислать оперативников?
— Да. Но отдел разработки счел его аргументацию недостаточной.
— А почему же нас перед отправкой не поставили в известность о подозрениях Баренса?!
— Руководство, — с трудом скрывая раздражение, произнес голос институтского разума, — исходило из необходимости оценить ситуацию на месте, так сказать, свежим взглядом. А паникерские настроения Баренса, вероятно, связаны с его переутомлением и пребыванием в состоянии непрерывного стресса.
— Насчет стресса — это верно, — криво усмехнулся я.
— Однако же, как и требовал наш стационарный агент, институт прислал оперативников, и я, оценивая обстановку вышеупомянутым свежим взглядом, действительно нахожу ее критической.
— Я поставлю в известность руководство о вашем мнении, но предвижу, что ваше задание останется без изменений.
— И все же попробуйте, — с напором потребовал я. — Ладно, конец связи.
— Джокер-1, погодите, у меня для вас информация, — вновь появилась диспетчер.
— Весь внимание, — с трудом подавляя раздражение, отозвался я.
— Помните, вы спрашивали о женском Покровском монастыре в Суздале?
— Да-да, и что же?
— Если не считать духовных подвигов и мощей — почти ничего, но есть один факт, который, вполне вероятно, имеет отношение к делу.
— Я слушаю.
— Вы, должно быть, помните, Иван Грозный — сын второй жены царя Василия III, Елены Глинской. Первой его супругой была Соломонида Сабурова. После многих лет совместной жизни царь расторг брак, не принесший наследника, и заточил несчастную царицу в этом самом монастыре.
— Печальная история, но сомневаюсь, что лорд Баренс отправился туда, чтобы навестить пожилую леди.
— Она уже умерла, — успокоила барышня. — Но суть не в этом. В последние годы жизни Василия III ходили упорные слухи о том, что к моменту заточения царица была на сносях и родила в стенах монастыря ребенка.
— Это слухи или нечто большее? — насторожился я.
— Об этом никому точно не известно. Государь посылал в монастырь две комиссии, но одну из них попросту не пустили дальше ворот обители, другой же было объявлено, что ребенок и впрямь родился, окрещен Георгием, да только вскоре после рождения скончался от оспы. Колоду, известью обмазанную, будто бы гроб царева сына, к осмотру предъявили, да только бояре вскрыть не решились — неровен час оспу подхватишь.
— Вот оно как. Выходит, есть вероятность, что на самом деле царевич жив. И, похоже, каким-то образом Баренс его нашел.
— Не забывайте. Царевич, если таковой существует, старше Ивана Грозного. К тому же вряд ли он сумеет как-то доказать свое происхождение.
— Или да, или нет, — задумчиво проговорил я, — или… может быть. Информация занятная. Конец связи.