Лицо царя просветлело, и на устах его появилась странная победительная улыбка. Уловив знак, опричники заржали как по команде. Хохот не утихал до той поры, покуда натешившийся государь не пнул бедолагу в бок.
— Ишь разлегся! Вставай уж.
Но впервые в жизни шут ослушался приказа своего господина…
— А он, того, кажись, не дышит, — тихо пробормотал кто-то из кромешников.
— Что?! — Иван Грозный склонился над маленьким тельцем. — Бомелия ко мне! — взревел он, и ближние к дверям опричники, точно выметенные ураганом, исчезли из залы.
Доктор Бомелий Линсей, благовоспитанный англичанин и магистр высокой медицины, вошел в трапезную неспешно, как подобает настоящему джентльмену. В этот момент склонившийся над пострадавшим Иоанн пытался влить тому в рот вина из кубка. Завидев лекаря, царь обратился к нему с краткой, но прочувствованной речью:
— Излечи дурака моего, Бомелий.
Я тут слегка зашиб его.
Эскулап присел на корточки возле распластанного тела, попытался найти пульс на руке, затем на горле. Потом, вздохнув, приложил зеркальце к губам несчастного и, покачав головой, произнес:
— Мой государь, я умею лечить многие болезни, но воскрешать мертвых — удел Господа.
— Стало быть, он мертв? — нахмурился игумен опричного братства и, осушив кубок, из которого минуту назад пытался напоить безвинную жертву, выдохнул умиротворенно: — Быть по сему. Упокой, Господи, душу раба твоего. Пожалуй за стол, Бомелий.
Пара опричников, не дожидаясь команды, подхватила труп и мигом выволокла его из трапезной. Царский ужин продолжился.
— …и все здесь такие вот дураки, — кивая в сторону дверей, проговорил самодержец. — Ни в ком ни ума, ни правды нет. Русская порода такова.
— Да ведь и вы, ваше величество, русский, — мягко заметил лекарь.
— Ай врешь, — одним глотком осушая очередную поднесенную чару, прогремел монарх. — Я тленной плотью русский, душой же — немец.
Он повернулся ко мне:
— И тебе, немцу, пользу разумеющему, так скажу. Я ведь чую, ты против крови своей не попрешь, хоть здесь и божьим именем поклянешься, а все едино, коли отыщешь сродственника, так спуск ему дашь. А за то мне тебя придется живота лишить. Но ты уясни, я ведь не о том горюю, что Яшка, устрашась гнева моего, из Москвы утек. Тьфу, да и бог с ним. А вот за то, что он шапку мономашью ворожбою увел, — татю гнусному пощады нет! Ежели вернет — может, и спасется, коли будет на то воля Божья.
Государь вновь потянулся за вином.
— А ты знаешь, что есть для Руси шапка мономашья?
— Корона, присланная в дар византийским императором Константином, знак цесарской власти, от коренного престола честно проистекающей.
— В том ли дело? — Царь снова взялся за чарку. — Нешто своих златокузнецов не сыскалось бы, лучше прежнего венец смастерить, но тот… Он же…
Царь воздел персты, мучительно ища подходящее слово, но, так и не найдя его, осушил кубок и рухнул щекой на стол.
— В опочивальню, — скомандовал Бомелий, и по всему было видно, что случалось такое не в первый раз.
Затянувшаяся трапеза была окончена. Я возвращался в келейку в толпе хмельных опричников, пытаясь догадаться, что имел в виду царь. Мысли, отчаянно упираясь, не лезли в голову. Потеряв надежду разобраться с пьяными царевыми откровениями в одиночку, я вызвал Лиса.
— Какая шапка?! Какие Мономахи?! Шо ты буровишь?! — возмутился Сергей.
— Я понимаю, время позднее… — начал оправдываться я.
— Время самое что ни на есть рабочее. — Напарник включил картинку.
В предрассветной дымке над луговыми травами то здесь, то там возникали и исчезали малахаи.
— У нас тут своих шапок выше крыши.
— Татары, — догадался я.
— Нет, блин, техасские рейнджеры!
— Так бей тревогу!
— Щас все брошу и изобью ее до полусмерти.
Он оглянулся. Рядом с Лисом у створки круглого глазообразного окна сидела Баба-Яга и недобро щерилась. Я поежился, вспоминая, к чему может привести подобный оскал.
Я поежился, вспоминая, к чему может привести подобный оскал.
— Ну шо, капитан, даю обратный отсчет. Десять. Девять. Восемь. Семь…
На счете «три» посреди луга, в полусотне ярдов от казачьего лагеря, грянул взрыв. За ним еще один.
— Пошла рубаха рваться! — выкрикнул Лис, потрясая кулаком.
Взрывы следовали один за другим, точно кто-то плотно накрыл площадку минометной батареей. За взрывами последовали залпы пищалей с возов и во фланг из леса. Воинство Джанибека, потеряв всякий порядок, в панике металось, ища спасения.
— Ну шо, бабанька, ваш выход.
— Э-эх, покачаемся-поваляемся! — взрыкнула пожилая леди и, с молодецким посвистом вскакивая в ступу, оттолкнулась метлой.
Еще миг — и она взмыла над лугом и прошлась над головами ошалевших татар на бреющем полете, сбрасывая вниз глиняные шары. Судя по столбам пламени, немедленно образовавшимся на месте падения, начинены они были «греческим огнем».
— Откуда?! — обалдел я.
— Бабуля говорит, со старых времен осталось, — отмахнулся Лис. — Не мешай, удалю из зрительного зала.
Прочистив горло, он приложил ко рту самоварную трубу и заорал во всю мощь луженой глотки:
— Гвардейцы-наездники мурзы Джанибека! Вы окружены! Сдавайтесь.
Вслед за этим Лис врубил уже известный мне прожектор и скомандовал избушке: