Но, во-первых, становиться киллером не хотелось даже ради спасения Европы, а во-вторых, как правильно заметил Вишневецкий, Эрик XIV действительно был кровавым мерзавцем. Не ошибался гетман и в другом. Доведенные до крайности подданные действительно плели заговор против тирана. В нашем мире в результате дворцового переворота на трон взошел именно Юхан, и время его правления по сей день называют шведским возрождением. Лишать молодую державу такого короля я как работник института просто не имел права. Должно быть, прочитав сомнение на моем лице, Вишневецкий нахмурился и потянул из ножен узкую персидскую саблю. Пламя, горевшее в очаге, отражаясь в узорчатом Дамаске, казалось рассеченным на части. Я отступил назад и едва не упал, зацепив скамейку. Клинок свистнул в воздухе десятком перекатившихся в пазу жемчужин и обрушился на кувшин с квасом, стоявший на столе. Тот распался на две аккуратные части, точно был едва склеен посредине.
— Вот так и ты, ротмистр, Вазу [35] разобьешь, — с нажимом проговорил он, утирая рукавом капли с сабельного жала.
— Да. Это от души, — с интонацией тонкого ценителя восхитился Лис. — Жаль, Штаден не увидел.
— При чем тут Штаден?
— При сабле, — ничтоже сумняшеся объяснил Сергей. — И направляется к вам.
Перед моими глазами встала картина, на которую был направлен взор Лиса. У коновязи хмурый Гонта, набычившись, преграждал дорогу на постоялый двор опричному сотнику. За спиной первого толпились уже с десяток казаков, а вокруг второго — примерно столько же верзил в черном одеянии.
— Уразумел? — возвращая оружие в ножны, криво усмехнулся Вишневецкий.
— Сюда идет Генрих Штаден, — глядя в глаза князю, объявил я.
— О чем ты баешь?
— Гляньте в окно.
Гетман рывком преодолел пространство, отделявшее его от распахнутого оконца.
— Черт, — выругался Вишневецкий. — Принесла нелегкая! Только его тут и не хватало. Затаись-ка покуда за печью да гляди ж не сопи.
Скомандовав это, он тут же потерял видимый интерес к, моей персоне и зычно крикнул в окно:
— Петро, а ну-ка веди ко мне гостя!
Штаден стоял перед Вишневецкий, безмятежно жевавшим баранью ногу.
Мысль пригласить опричника к столу, похоже, не приходила ему в голову.
— По именному рескрипту государя, всем русским воеводам надлежит оказывать мне помощь, будь то людьми, лошадьми, провиантом или же фуражом…
— Поди ж ты. — Гетман на секунду оторвался от жареного мяса. — И у меня такая грамота имеется. — В его тоне слышалась нескрываемая издевка. — Я тут глянул, кони у вас славные. Они моим ухарям в Ливонии в самый раз будут.
— Царь послал нас искоренять крамолу…
— Ишь каково! А у нас бурьяны полоть баб посылают.
— Вы что же, князь, — оскорбленный прозрачным намеком Генрих вытянулся, точно его хлестнули по спине кнутом, — царской воли не почитаете?!
— Да упаси Бог. — Брови Вишневецкого сдвинулись на переносице. — Я по воле царской, коли не знаешь, ныне в Ливонию иду, злого недруга воевать. Ежели я людей своих отдам, с чем останусь? Там ведь не мужичье с дрекольем, а королевские полки. Да и то сказать, как я слышал, супостата вы уже одолели. На что тебе еще войско? Уж лучше под мою руку поступай. Помнится мне, ты из ливонских земель в Московию перебежал. Кому ж лучше твоего в тех землях все крысиные дыры знать?
Лицо Штадена вновь дернулось, но он продолжил, не повышая голоса:
— По воле случая, ваша светлость, самозванцу удалось вырваться из кольца. Ныне он вновь собирает полки. Вам как военачальнику, несомненно, должно быть ясно, что, ежели оставить разбойника хозяйничать на дорогах, то все обозы попадут ему в руки, и армия в Ливонии останется без тыла.
— Вот спасибо, надоумил! — всплеснул руками гетман. — Вот ты-то, стало быть, дороги мне и обеспечь. Тебе царь и стрельцов с пушками отрядил, и конницы поместной, и грамотку к воеводам дал, да и твои черножупанники в базарный день чего-нибудь да стоят. Вот и потрудись во славу надежи-государя.
Лицо опричника было мрачным, но он продолжал гнуть свое.
— Ворота Новгорода закрыты. Псков, Изборск, Ладога — все присягнули самозванцу. Того и гляди коронуется мономашьим венцом. У меня же под рукой нету сил, чтобы штурмовать какую-либо из этих крепостей.
— А это не твоя забота. Пусть воеводы штурмуют, — отмахнулся Вишневецкий. — Ежели Рюрик этот за стенами укроется — беды от него великой не будет. Пущай сидит в облоге, пока не околеет. Глядишь, как хлеб с водою жрать надоест, горожане его сами с поклоном выдадут. Что ж до мономашьего венца, так его еще отыскать надо. Бог весть, куда его демон каменный уволок.
— Как нам доподлинно известно, чернокнижник Якоб Гернель, коий того демона из преисподней вывел, ныне пребывает в лагере самозванца меж его ближних людей. И венец, стало быть, при нем. А кроме того, — на лице кромешника появилось слабое подобие ухмылки, — в лапах у изменников ныне и родич гернелев — тот самый ротмистр, которого вы в свите числили.
— Да неужто? — Князь с трагическим видом покачал головой.
— Его предательством заманили в западню. Но если вы дадите людей, я приложу все силы, чтобы освободить Вальтера Гернеля.
Я невольно усмехнулся, наблюдая разворачивающуюся мизансцену. И вдруг почувствовал легкое постукивание по плечу — тук-тук-тук.