— Спасибо, хоть карты остались, будет чем на привале заняться. С бешеной собаки хоть мыла кусок.
— Эй, — послышался рядом чей-то тоненький голос. — Быстрее идите сюда.
— Карт не отдам! — гордо заявил Лис. — Чур, чья потеря — моя находка.
— Идите-идите, неровен час, он опять появится.
Мы с Лисом начали вглядываться туда, откуда шел голос. На первый, впрочем, как и на второй взгляд, он раздавался из строения, именуемого в честь столицы Золотой Орды сараем.
— Ну шо, — Лис оценивающе поглядел на хранилище сельхозинвентаря, — сходим, может, еще коробку домино подкинут.
Вопреки моим ожиданиям дверь открылась без скрипа.
— Вот и аюшки, вот и славненько, — проговорил уже знакомый нам голосок. — Избавились от веритника.
— От кого? — переспросил я, оглядываясь на Сергея. Похоже, тот понимал не более моего.
— Веритник — это колдун такой. Силы необычайной. Чтоб таковым стать, нужно в ночь под Семин день прийти на перекресток шести дорог да принести в жертву черного петуха, коего надлежит стащить у попа, когда тот в церкви молитвы читает. А потом вдругоряд прийти, уже с овцой…
— Але, — перебил говорившего мой напарник. — Здесь, кажись, никто в эти самые веритники не мылится. Какого рожна ты все это рассказываешь? Хрен ли нам такая жизнь — сидеть в дерьме по уши и прихожан шугать.
— Тс-с, — послышался испуганный голосок.
— Неровен час — услышит. Это же веритник.
— Да что ты все заладил: «веритник, веритник»? Сам-то ты кто?
Над дверью зажегся маленький огонек, едва заметное свечение.
— Домовой я местный.
— Погоди. — Я уставился на чуть видную в зыбком свете бородатую физиономию. — Так это ж ты меня к колдуну этому на встречу выманил!
— Я, — со вздохом сознался кроха. — А что мне делать-то было? У него силы ого-го сколько. Он же от самого мушиного царя мечен. На руке следок такой, навроде шрама…
— Вернись в семью! — прервал его Сергей. — Дались нам его шрамы.
— Мне от Бабы-Яги накрепко заповедано от всякого лиходейства вас оборонять да помогать, сколь возможно. А я вот…
— Толком говори, — попросил я.
— Веритник — он не из наших. Людской породы, — заверил домовой. — Как есть чужак. Уж полвека, поди, как помер, а все жив.
— Не вдуплил, — замотал головой Лис.
— Когда веритник с мушиным царем рядил-договаривался, сроку ему отпущено было шестьдесят годов, да еще шесть лет, а к ним еще шесть месяцев. Так он, покуда жив был, пятнадцать солнцеворотов всю округу в кулаке держал. Что я? Перед ним и леший шелохнуться не смел, и водяной бы не булькнул. А потом глянулась ему Кузнецова женка, захотел ее к себе присушить. Но та ни в какую. До того довел — руки на себя наложила. Так кузнец его железным ломом оглоушил, наковальню на шею обручем приковал, да в нужнике его и утопил. Но вот беда: утопить-то утопил, а срок веритнику не вышел. От сего дня ему аккурат шесть дней остается до того часа, как в пекло идти. А тут, на беду, этакая удача…
— В смысле, нашлось с кем в картишки перекинуться? — язвительно предположил Лис.
— Венец заветный — шапка Мономахова — почитай, самоходом прибыла. К тому венцу нежить со злым умыслом подойти не смеет. Так что, коли шапка при веритнике будет, глядишь, и черти по его душу не явятся.
Аргументация казалась мне странной, но, должно быть, у мертвого колдуна были свои резоны. Однако, стоило мне представить давешнее страшилище в мономаховом венце, как предательский комок подкатил к горлу так, что пришлось массировать грудину.
— И за что ж, спрашивается, нам такое доверие? — по достоинству оценив мои ощущения, поинтересовался Лис.
— Так ведь у нас всякому известно, что вы и с Бабой-Ягой дружбу водите, и с Бабаем. Вот он, поди, и решил, что коли не удастся вас зашептать, так и договориться можно — свои ж вроде как.
Услышав такое заявление, я чуть было не задохнулся от возмущения. Но попробуй объясни провинциальному домовому, что полеты в ступе, рейды на избушке и хождение сквозь стены — еще не доказательство «семейной близости» с местными фэйри. Если можно счесть пожилую леди, разъезжающую в коттедже на птичьих лапах, фэйри…
— …вот он и приказал мне зазвать кого-нибудь из вас. Отказать я не посмел, а только все одно его перехитрил. Мне ж вас охранять велено было. Так я и подумал: ежели вы оба-два пойдете, так веритнику, может, вас и не одолеть. А на меня сил и подавно не останется. Так оно и вышло. Покуда вы лясы точили, я тишком-нишком в курятник пробрался да петуху, почитай, весь хвост повыдергал. То-то он заорал. — В голосе домового была слышна неподдельная гордость.
То-то он заорал. — В голосе домового была слышна неподдельная гордость. — Я потом насилу утек. Хорошо еще, веритнику «чур» положен. Лишь до первых петухов в силе быть, а то б мне никак не извернуться. Склевала бы птица злая, она ж вон какая, а я какой.
— Ну спасибо, — усмехнулся Лис находчивости малыша. — Ай, молодец! Пособил.
— Так вы уж, как с Ягой Виевной увидитесь, не премините пересказать, что я наказ ее исполнил, головы своей не жалея.
— Передадим, передадим, — заверил Лис и повернулся ко мне. — Ну, что скажешь?
— Конечно, надо передать.
— Да это-то понятно, — перебил Сергей. — Я о шапке Мономаха. Ясное дело, колдуну в сортире она ни к чему. Ему и цепи с наковальней для украшения достаточно. Но и Штадену без нее голову не надует.