Но англичане любили юную принцессу и надеялись, что, когда она взойдет на трон, жить станет лучше. Насколько мне известно, такие надежды связывают со всеми или почти со всеми наследниками престола.
В тот раз, после восстания, доказать связь маркизы Дорсет с мятежниками не удалось и для нее все ограничилось двумя месяцами Тауэра и высылкой с глаз долой. Буквально во всем молодая Бэт Тюдор заступала дорогу старшей сестре. Она была милее, умнее и, главное, пользовалась той любовью народа, которая обычно выпадает на долю униженных и отвергнутых принцесс. Более того, даже в личной жизни Елизавета, сама того не желая, мешала счастью бедной королевы. Молодой инфант, ставший почти одновременно королем Испании и мужем Марии Английской, оказывал юной принцессе куда больше внимания, чем ее старшей сестре. Кто знает, как бы все обернулось, если бы Элизабет его не отвергла.
Из всего сказанного следует, что как бы то ни было, Мария Тюдор не стала бы оставлять державу дочери казненной ведьмы, которую ненавидела, как никого в целом мире.
Я невольно прервался, поскольку одно из деревьев, мимо которого мы проходили, гневно зашумело ветвями, точно протестуя против моих слов.
— Скорее всего, — дождавшись, пока все утихнет, продолжил я, — наследником должен был стать Филипп II. Возможно, Мария Стюарт. Но странным образом в самом тесном кругу лиц, допущенных к скорбному ложу, завещание вдруг исчезло, а вместо него было оглашено подложное, провозглашавшее новой королевой Елизавету.
Так?
Олуэн молча кивнула.
— Что ж. — Я улыбнулся с облегчением. — Если именно в этом и заключается ваша тайна, то можете полагать себя освобожденными от нее. После смерти герцога Норфолка о ложном завещании знаете не только вы.
— Но только отцу и мне известно, где хранится истинное завещание, — легко, словно между прочим, заметила девушка. — Когда Мария отдала Богу душу, батюшка счел себя не связанным более клятвой верности. Зная о намерениях лордов объявить королевой Елизавету, он надежно спрятал документ, содержащий последнюю волю умершей государыни. В обмен на молчание отец получил это место, и кто знает, разговаривала бы я сейчас с вами, если бы он в тот злополучный день не совершил подлог.
Олуэн закончила говорить, и какое?то время мы продолжали идти, не произнося ни звука. Не стоить кривить душой, нечто подобное я и предполагал, беседуя с лордом Эгмотом о судьбе английской монархии. Но одно дело догадываться, совсем другое — знать. Как и было обещано в Экклезиасте, многознание умножало скорбь. Наличие документа, способного весьма пошатнуть и без того слабые шансы нашей подзащитной, отнюдь не способствовало улучшению настроения.
— Отчего же вы молчите? — наконец прервала затянувшуюся паузу встревоженная Олуэн.
— Не знаю, что и сказать, — пожал плечами я. — С одной стороны, тайна, хранителями которой являетесь вы с отцом, сейчас, когда у власти Рейли, может принести вам не только свободу, но и богатство. Уверен, Уолтер с легкостью отдаст вам любое баронство Англии в обмен на завещание Марии.
— Да, я знаю, — кивнула светловолосой головкой очаровательная валлийка. — Я уже думала об этом. Но много лет назад верный и преданный Дэвид ап Райс отступил от пути, предначертанного честью, и мы до сих пор расплачиваемся за этот шаг. Признаюсь, жизнь дорого стоила нам. Так дорого, что мне страшно подумать о цене свободы.
— Да, — кивнул я, отфутболивая носком сапога попавший под ногу камешек. — Честь — весьма странная штука. Она обходится нам подчас несказанно дорого. Но в день, когда решаешь жить без нее, пред ликом Божьим теряешь всякое отличие от дикого зверя.
Мы опять опустили занавес молчания на разговор, где каждому нужно было сказать так много и никто не мог подыскать истинных слов.
— Я завтра уезжаю, Олуэн. Возвращаюсь во Францию, — проговорил я, задумчиво глядя вперед, где, резвясь, гонялся за белым залетным мотыльком кудлатый щенок.
— Я буду скучать, мессир. Вы добрый, хороший человек.
— Не слишком хороший и отнюдь не добрый. Но речь не о том. Если честно, меня угнетают две вещи. Во?первых, мне отчего?то ужасно не хочется расставаться с вами. А во?вторых, я не могу простить себе, что именно мое присутствие на борту «Дерзновения» помогло изменнику заманить в ловушку королеву.
— Но она не королева! — машинально напомнила валлийка.
— Даже будь она камеристкой, ее плен — пятно на моей чести. Я должен вернуть ей свободу!
— Вокруг нее большая охрана, мой принц. Если вы дерзнете напасть на дом лейтенанта, погибнете и вы, и королева! И если до нее мне нет ровно никакого дела, то вы, мой славный рыцарь, навсегда поселите горе в сердце бедной девушки.
Признаться, от этой фразы изрядно веяло рыцарскими романами, вроде сочинений нашего с Лисом старого приятеля Мэллори. Но мне отчего?то действительно нестерпимо захотелось, чтобы ее слова были искренни.
— У меня есть план, как освободить Елизавету, — проговорил я задумчиво. — Он не предусматривает лобовой атаки на королевскую темницу. Но в нем, увы, не обойтись без вас. Без вашей помощи. — Мой взгляд испытующе скользнул по лицу возможной сообщницы.
Без вашей помощи. — Мой взгляд испытующе скользнул по лицу возможной сообщницы.
— Вы влюблены в королеву? — неожиданно быстро проговорила красавица.