В словах Лиса была доля истины. Что бы ни задумал хитроумный Рейли — к нашему заданию это не имело отношения. Во всяком случае, на данный момент. Однако подслеповатые мойры[12], сплетающие нити судеб в тугие узлы, не интересуются мнением институтского начальства о качестве своей работы. В любом случае отсюда пора было выбираться. Это королю Генриху Наваррскому не подобало ступать на чужую землю, а нам так в самый раз!
Я еще раз оглядел каюту. Дверь заперта. Оконный переплет отменно крепок — не вышибешь.
В любом случае отсюда пора было выбираться. Это королю Генриху Наваррскому не подобало ступать на чужую землю, а нам так в самый раз!
Я еще раз оглядел каюту. Дверь заперта. Оконный переплет отменно крепок — не вышибешь. Стены, пол, потолок, конечно, деревянные, но ковырять можно до второго пришествия. Дуб все?таки. Да и чем ковырять?! Предусмотрительный Рейли «по?дружески» принял на хранение все наше оружие. Как?то утром проснулись мы, а шпаг и пистолей нет. Очень, знаете ли, расторопный малый! Ну что ж, раз выйти тихо, не привлекая чужого внимания, шансов нет — значит, необходимо его привлечь и выйти громко. В конце концов, оружие стража одолжит без лишних споров.
— Пожар!!! — Я отчаянно забарабанил кулаками в запертую дверь. — Горим!!!
Этот грохот наверняка разносился по кораблю не менее гулко, чем звук рынды, отбивающей склянки[13].
— Пожар!!! — вопил я, точно пламя уже лизало пятки августейшего пленника.
Ситуация складывалась нелепая. За то время, пока я, надрывая глотку, сотрясал воздух, среднестатистический корабль должен был бы заняться пламенем от кормовых фонарей до кончика бушприта. Однако ничего подобного не происходило. Даже унылая струйка дыма не тянулась из?под двери моей каюты. В изнеможении я уселся на прибитый к полу табурет и тут же услышал тихий стук в окно.
— Сир! — раздалось с галереи. — У вас нет никакого пожара! Это вам показалось.
— Какого черта, Уолтер! — взорвался я, с силой опуская кулаки на столешницу. — Немедля откройте дверь!
— Непременно, ваше высочество! Но будьте так любезны, сядьте на ложе и не вставайте. Я видел вас в бою, а потому мне бы крайне не хотелось вкатить вам пулю в лоб при движении, которое я по недоразумению мог бы воспринять как попытку атаки. Надеюсь, вы поняли, о чем я говорю?
— Проклятье! — процедил я, принужденный выполнить требования наглого шантажиста, и спустя минуту в замке вновь заскрежетал ключ.
— Я очень рад, мессир, — с деланным благоговением склонил голову Рейли, — что нам так легко удалось найти общий язык.
Он вошел в каюту, держа перед собой пару пистолей со взведенными курками.
— Надеюсь, и впредь мы сможем понимать друг друга. Если вы желаете назвать меня мерзавцем или, скажем, подлым изменником, то я, пожалуй, не приму эти громкие титулы. А потому давайте сразу к делу. Строго говоря, вы мне больше не нужны. Королева обязательно придет сюда. Мне ли не знать, как она любопытна! Но, увы, отпустить вас я не могу. Думаю, нет нужды объяснять почему. Проще всего было бы покончить с вами раз и навсегда, и судя по тому, что вы рассказывали о своем дорогом братце, он не станет долго разыскивать меня, чтобы покарать за это ужасное прегрешение. Но, клянусь честью, если вы сами не вынудите меня на столь противный доброму христианину шаг, то я обещаю сохранить вам жизнь.
— Почему? — хмуро осведомился я, не спуская глаз с хвастливого авантюриста.
— Уж конечно, не из священного трепета перед королевской кровью, — усмехнулся Рейли. — Но жизнь — театр. И если уж в этом акте мне выпала роль злодея, то как не позаботиться о зрителе, способном по достоинству оценить мою игру.
Я с усмешкой глядел в глаза юному смутьяну. Мне отчего?то вспомнилось, что сравнение жизни с театральными подмостками, судьбы с режиссером, а людей с актерами, играющими роли, у нас приписывается Шекспиру. Впрочем, и пьесы Шекспира некоторые умники числят за Рейли.
Пауза затягивалась, и Уолтер, вынужденный, должно быть, вопреки желанию, прервать ее, недовольно дернул усом.
— Отчего же вы не поинтересуетесь, сир, почему я не считаю себя предателем? — в упор спросил он, продолжая состязаться со мной в тяжести взора.
— Отчего же вы не поинтересуетесь, сир, почему я не считаю себя предателем? — в упор спросил он, продолжая состязаться со мной в тяжести взора.
— Потому что именно таковым я вас и почитаю, — лениво пожал плечами я.
— К черту, к дьяволу! — Рейли закинул ногу на ногу и начал нервно покачивать носком сапога. — Я не более предатель, чем, скажем, вы со своей чехардой вокруг Анжуйца. Олень, преследуемый охотниками, имеет божеское право повернуться и поднять на рога любого из своих преследователей, будь то пес или человек, так и я вправе защищать свою жизнь и честь, как сочту наиболее удобным. И точно так, как олень не проливает слезы над бездыханным телом сраженного охотника, так и я презираю суд людской.
— И все же пытаетесь оправдаться, — не убирая улыбку с лица, медленно произнес я. — Все?таки чувствуете за собой вину!
— Ничуть, — резко бросил Рейли. — Я лишь пытаюсь объяснить… — Он поморщился. — Да будет вам известно, что за последние годы различные моровые поветрия неоднократно косили народ Британии. Скрип мертвяцких телег по ночам напоминал поступь самой смерти. И все эти годы люди шептали и шепчут одно: «Пока у власти будут стоять Тюдоры — Божий гнев будет косить британцев. Этот род проклят!»