Прелестная валлийка бросила негодующий взгляд на почтенного старца, любопытствуя, о чем же пойдет речь. Но тот лишь сурово покачал головой, указывая девушке на дверь.
— Присаживайтесь, ваше высочество. — Дядюшка Филадельф похлопал ладонью по пустому табурету. — А то, знаете ли, нехорошо получается. Я сижу, а принц стоит! Но что поделаешь? Старческая немочь… — Он развел руками, точно прося извинения за вопиющее нарушение этикета, но, впрочем, скорее насмешливо, чем действительно раскаиваясь в непочтительности. На лестнице за дверью раздался возмущенный стук каблучков Олуэн. Граф Эгмот со вздохом покачал головой и, придвинувшись ближе к стоявшему на столешнице фонарю, начал скрупулезно счищать песчинки ногтем указательного пальца. — Вы пришли немного раньше, чем я рассчитывал, — не глядя на меня, бросил высокоученый муж, продолжая свое занятие. — Чернила не успели до конца просохнуть, вот песок и налип.
Я усмехнулся столь неожиданному оправданию. Приди мы чуть позже, и для того, чтобы установить подлинность документа, пришлось бы устраивать экспертизу графологическую, текстологическую и еще бог знает какую, чтобы доказать, что предо мной фальшивка. Да и кому здесь что докажешь! Все видят лишь то, что хотят видеть. Конечно, песчинка — это улика. Непросохшие чернила посыпают песком, используя его в качестве промокательной бумаги. Когда текст высыхает, песок аккуратно, мягкой щеточкой удаляют с пергамента. Если его просто стряхнуть наспех, то велик шанс, что хотя бы две?три песчинки пристанут к чернилам, вот как сейчас. Для писаря является хорошим тоном не оставлять подобных следов. Но, попятное дело, этого правила держались отнюдь не все. Да, строго говоря, и большой нужды в этом не было. Стоило несколько раз свернуть и развернуть пергамент, и все, что к нему прилипло, отваливалось само собой. Иначе случиться и не могло, следов писарской небрежности, даже если таковая действительно имелась, уже попросту не обнаружилось.
— Весьма забавный документ, — усмехнулся я. — Одна беда — это подделка.
— Конечно, — не отрываясь от своего занятия, кивнул граф Эгмот, затем, встряхнув лист, вновь оглядел его с нескрываемой гордостью. — А теперь совсем настоящий!
— Ложь всегда остается ложью, — принимая на себя амплуа досужего моралиста, с пафосом промолвил я.
— Да ну?! — Седобородый фальсификатор покосился на меня с удивлением и нескрываемым интересом.
— Вы знаете, мой принц, как по мне, то утверждение вроде вашего или же побасенка о том, что правда всегда побеждает ложь, не более чем коварная выдумка самого изобретателя лжи. Хотите доказательства? Извольте. Вот вы утверждаете, что сей документ фальшивка, не так ли?
— Несомненно, — согласился я.
— Прекрасно! — довольно протянул лорд Эгмот. — Стало быть, это, — он положил морщинистую пятерню на исписанный лист, — ложь? Но что вы скажете, если я сообщу вам, что точно такой же документ сгорел в камине в этой башне два часа пополудни седьмого февраля прошлого года?
— Кто же посмел сжечь его? — удивился я.
— Елизавета Тюдор, но это к делу не относится. Не станете же вы утверждать, что уничтожение столь знаменательного документа не является обманом? Заметьте — обманом вероломным, полным низкого коварства!
— Пожалуй, так, — вынужденно кивнул я.
— Стало быть, мой обман лишь восстанавливает истину. С этим, по?моему, тоже трудно спорить. Таким образом, наша истина является плодом двойного обмана. Другими словами, правда возникла лишь тогда, когда одна ложь победила другую. И в подлунном мире все зиждется на этом непреложном законе. Нынешняя правда есть победа одной лжи над другой. Кстати, о документе: я вовсе не уверен, что оригинал его не был написан в свое время Томасом Грегори. Большой, знаете ли, был специалист по созданию правды. Прежде служил у Норфолка, а сейчас держит трактир на окраине Лондона.
Я невольно отметил сообщение о хозяине трактира с подозрительно знакомой фамилией Грегори. И, вспомнив о безрадостной участи Лиса, в очередной раз попробовал активизировать связь. Маяк работал исправно, но Сергей безмолвствовал.
— Но упоминание Рейли, к тому же Девоншир…
Дядюшка Филадельф развел руками:
— Кто тому виной, что фамилия Рейли созвучна с испанским «рей»! А Девоншир? Что Девоншир, край болот и скал, где при желании можно спрятать не то что похищенного гугенотами, которых в тех краях тьма?тьмущая, царственного младенца, но и целую армию. Самозванство, знаете ли, не всегда приводит к краху. Особенно если находятся силы, которые готовы поставить на ловкого пройдоху. Вот, скажем, Перкин Уорбек. Быть может, вам доводилось слышать это имя?
Я молча наклонил голову, подтверждая свою осведомленность.
— Я так и думал! — удовлетворенно кивнул граф Эгмот. — Этот скорбный пасынок фортуны столь долго гостил при французском дворе, что не мог кануть бесследно из вашей памяти. Перкин Уорбек был милым юношей с прекрасными манерами, сообразительным умом и весьма приятной внешностью. Сложись его жизнь по?другому, кто знает, каких высот он бы достиг! После окончания войны Роз, когда к власти пришел граф Ричмонд — будущий король Генрих VII, дворянство Англии понесло столь большие потери, что, обладая вышеперечисленными качествами, деньгами и образованием, нетрудно было стать джентльменом, даже не имея благородных предков. А поговаривают, крестным отцом юноши был покойный король Эдуард, что, согласитесь, немаловажно!