— Вон там она живет. Все как договаривались! — указывая на дом Ван дер Хельдерна, на довольно скверном испанском произнес один из путников, закутанный в темный плащ с капюшоном. Край плаща задирался висевшим на поясе поклонника ночных прогулок коротким мечом ландскнехта, насмешливо именуемом в народе кошкодером.
— О да! — отвечал его спутник. — За час до восхода ждите меня здесь же. Хорошо бы еще раздобыть лютню!
— Ваша честь, вероятно, забыли, что лютня в руках священника выглядит так же нелепо, как паникадило в лапах жандарма?!
— Верно, чертово брюхо, — недовольно согласился обряженный в сутану вояка на прекрасном мадридском диалекте.
Одеяние священника, красовавшееся на нем, лишь ночною порою могло скрыть его статную фигуру и гордый разворот плеч. А уж света луны, падающего на капюшон, вполне хватало, чтобы опознать в «смиренном божьем слуге» дона Хуана, маркиза де Агиляре. Нынче вечером этот страстный воздыхатель несравненной Олуэн, должно быть, впервые столкнувшийся как с валлийским типом красоты, так и с английской манерой завязывать знакомство, получил весточку от предмета своих грез, а заодно и одеяние младшего брата тюремщика, чтобы на крыльях любви сигануть прямо в расставленные для него силки. Но пока что взмах этих крыльев был приволен, а настроение испанца столь лучезарным, что он едва не светился, демаскируя себя во мраке.
Но пока что взмах этих крыльев был приволен, а настроение испанца столь лучезарным, что он едва не светился, демаскируя себя во мраке.
— До встречи перед рассветом! — конспиративно пробормотал казематный амур, спеша откланяться. Его роль в спектакле, предназначенном для одного?единственного зрителя, была окончена. Стоило дону Хуану ступить несколько шагов, как из тени деревьев навстречу ему вывалился искусно запыхавшийся Лис.
— О! Святой отец, какое счастье, что я вас встретил! Скорей идемте со мной, он умирает! Живее, а то он помрет насовсем, как потом исповедоваться будет?!
— Я тороплюсь, сын мой, и ничем не могу вам помочь! — пафосным тоном возгласил дон Хуан, перейдя на французский.
— Святой отец! — Пятерня д'Орбиньяка железной хваткой сошлась чуть выше локтя испанца. — Вы не можете допустить, шоб французский принц крови умер без покаяния! Вы шо, не знаете, шо последним указом рай?совета французских принцев без причастия далее в ад не пускают?!
— Шарль де Бурбон при смерти? — искренне встревожился испанец, и, честно говоря, в этот момент мне стало совестно доводить операцию до конца. Но часы уже были запущены, и время настоятельно требовало сделать ход. — Но он же гугенот, а я, как вы видите…
— Падре, не варите воду! — Лис потащил за собой несостоявшегося кавалера с упертой энергией портового буксира. — Прынцу щас так хреново, шо ему будь ты хоть раввином кафедральной мечети — все фиолетово! Не дрейфь, аббат, кардиналом будешь!
Вряд ли дона Хуана прельщала столь замечательная карьера, но все же, как ни крути, он не мог не понимать, чем грозит попытка сбросить «овечью шкуру». Шевалье д'Орби?ньяк и сам был изрядным докой в премудростях рукопашного боя, на всякий же случай, для экстренного пробуждения смирения промеж самозваных Божьих слуг, среди ветвей притаились Иван Подкова и еще один сечевик, кондициями разве что только самую малость уступающий могучему ватажнику. Однако их помощь не понадобилась. Спустя несколько минут я уже шептал чуть слышно испанцу, надвинувшему капюшон едва ли не на самый подбородок.
— Mea culpa[68], — речь моя была путаной, бессвязной, едва различимой и то и дело перебивалась долгими лирическими отступлениями, своеобразным попурри из воспоминаний детства и сетований на бренность всего сущего.
В начале мы планировали подкинуть испанцам при помощи исповеди еще, как выражался Лис, полведра дезы. Однако, поразмыслив, оставили эту затею. Закончив молоть ерунду, я откинулся на подушки и демонстративно забылся, сопровождая «потерю сознания» театральным стоном. Чересчур картинно для англичанина, но в самый раз для пылкого уроженца Иберийского полуострова.
— Похоже, отходит! — прокомментировал Лис. — Не будем ему мешать. Все?таки ж не каждый день высочеству?то приходится ласты склеивать! — Он в скорбном молчании вывел моего «исповедника» из покоев, причитая:
— Ой, шо будет, шо будет! На кого ж ты нас покинул и где ж мы тебя теперь будем искать!
Расчувствовавшийся маркиз, уже полностью вошедший в роль, продиктованную взятым напрокат одеянием, с грустью выдавливал из себя слова утешения, но тут, без объявления антракта, на импровизированную сцену выскочил Франсуа дю Плесси, размахивая обнаженной шпагой.
— Шевалье! В городе измена! — завопил он, демонстрируя недюжинный талант притворщика, вполне унаследованный его великим сыном. — Каналья тюремщик, прельстившись богатой взяткой, отпустил маркиза де Агиляре. Тот бежал, переодевшись священником.
Тут взгляд растревоженного лейтенанта, точно случайно, упал на скорбную фигуру, маячившую около Лиса.
Тут взгляд растревоженного лейтенанта, точно случайно, упал на скорбную фигуру, маячившую около Лиса. Он уставился на святого отца так, будто лишь сейчас заметил его.