— Мессир! — Франсуа дю Плесси склонился передо мной в поклоне. — Ландскнехты построены, начальник ополчения ждет вашего приказа.
— Прекрасно! — отчеканил я. — Пусть он выставит своих людей на флангах и с тыла ландскнехтов и прикажет им действовать по моей команде.
— Слушаюсь! — выпрямился дю Плесси. — Прошу прощения, мессир. — Мой новый соратник указал рукой на поле. — К воротам скачут всадники с белым флагом. Это парламентеры.
— Пусть пока ими займется бургомистр. Я переговорю с ними позже.
Шесть десятков германских наемников были выстроены двумя шеренгами на лужайке внутри городских стен, служившей то ли площадью, то ли выпасом, то ли тем и другим попеременно. Построенные вокруг них свежесобранные ополченцы переминались с ноги на ногу, не производя впечатления серьезного войска. Впрочем, таковыми они и не являлись. Я размашистым шагом прошел мимо строя, остановился и ткнул пальцем в грудь одного из наемников с аркебузой на плече:
— Откуда?
— Штирия, ваше высочество!
— Прекрасно! А ты? — кивнул я его соседу.
— Веймарн, — отрапортовал тот.
Я размашистым шагом прошел мимо строя, остановился и ткнул пальцем в грудь одного из наемников с аркебузой на плече:
— Откуда?
— Штирия, ваше высочество!
— Прекрасно! А ты? — кивнул я его соседу.
— Веймарн, — отрапортовал тот.
— Хотите уходить? Проваливайте! Я открою ворота и прикажу стрелять вам в спину!
Строй зароптал, теряя четкость шеренг. Я поднял руку, и дожидавшиеся команды голландцы взяли алебарды на изготовку.
— Для тех, кто меня не знает, сообщаю. Я — Шарль де Бурбон, герцог де Бомон, брат короля Франции! Я не являюсь офицером Вильгельма Оранского и не намерен платить по его счетам. Я возглавляю оборону этого города лишь потому, что волею судеб оказался здесь в столь неудачное время. Я не потерплю попыток мятежа и велю казнить всякого, кто задумает измену!
Но с другой стороны, я готов нанять вас на время этой обороны и всякому, кто пожелает служить под моей рукой, заплачу пять золотых экю в месяц. Тем, кто согласен, мой адъютант выдаст сегодня же по два золотых аванса. Для всех остальных одна дорога — смерть! По ту сторону стен или по эту — решайте сами. Желающие уйти — шаг вперед.
Строй выровнялся и стал напоминать линейки в ученической тетради.
— Вот и отлично! Франсуа! — Я повернулся к дю Плес?си. — Ведите их на с гену, а я займусь парламентерами.
Взволнованная Олуэн встретила меня у порога баронского особняка:
— Не ходите туда, мессир!
— Что такое? — Я положил руку на эфес шпаги и с недоумением поглядел на пару городских стражников, выросших у входа за моей спиной. — Это становится забавным! — Я поднялся по лестнице и поспешно распахнул дверь покоев королевы. Бэт Тюдор была бледна. Перед ней с виноватым, точно набедокуривший школяр, видом переминался с ноги на ногу бургомистр и пара алебардиров.
— В чем дело?! — оглядывая собравшихся, недовольно поинтересовался я.
— Его светлость герцог Альба, — сконфуженно начал городской голова, — прислал сюда войско с целью пленить ее величество и ваше высочество. И если мы не окажем сопротивления и выдадим вас — его светлость обещает пощадить город. Городской совет, посовещавшись, — он запнулся, — решил вас выдать.
Глава 25
Сливки общества тщательно взбить и задать перца по вкусу.
Сборник рецептов политической кухни
Бургомистр облегченно выдохнул неизвестный еще широкой публике углекислый газ и потупил очи, не желая встречаться глазами с еще совсем недавно дорогими гостями. Впрочем, дорогими мы продолжали оставаться. На одной чаше весов лежали две коронованных головы, на другой — судьба целого города. Стоит ли удивляться, что градоначальник, самим положением своим обязанный блюсти интересы местного населения, предпочел расстаться с нами с такой легкостью.
— Итак, вы желаете выдать нас испанцам? — как можно спокойнее констатировал я, включая связь. — По?вашему, это разумно? — Я сделал пару шагов по направлению к недавнему «покорному слуге» огнекудрой Бэт.
Пара стражников, должно быть, проинструктированных насчет соблюдения осторожности во время моего ареста, пристроились чуть сзади и сбоку, радуясь, должно быть, что, отойдя от входной двери, я отрезал себе путь к отступлению. Это было, несомненно, так, но я и не думал отступать. Мне нужно было выиграть время.
— Такова крайняя и жестокая необходимость, монсень?ор принц. Бог нам свидетель, кабы не угроза, висящая над Маольсдамме, нешто нарушили б мы священный долг гостеприимства?! Нешто бы осмелились?! — Сконфуженный толстяк развел руками, неуловимо походя в этот миг на повара, объясняющего попавшейся в силки дичи, что только голод толкнул его на этакое паскудство.
— Ваша мысль мне понятна, — утешил я городского голову, попутно созерцая глазами Лиса майл — засаженную многолетними липами аллею, вдоль которой, ограда к ограде, красовалось несколько увеселительных заведений — то ли таверн, то ли гостиниц, то ли домов свиданий. Из?за приоткрытой двери одного из них на всю округу неслось заунывно протяжное: «Ой ты, Байдо, ты славнэсэнькый, будь мэни лыцар та вирнэсэнькый!..»
— «Зёмы!» — с непередаваемым блаженством, точно кот на рекламе «Вискаса», изрек Лис. — «Прикинь, Капитан! Я эту песню в школе изучал! А ее ж, может быть, тока?тока сложили. Слышь, Вальдар, тут такая струя прорисовывается. Дело все равно к вечеру. Ночью шпанцы не полезут. С этими каналами и буераками по темряве[43] и в пустой?то крепости шею на раз?два?десять поломаешь. Так шо я тут с братвой оттянусь, за жизнь погутарю, накачу полстопаря ради знакомства, а к утру мы будем шо учебный штык от калаша — тупые, блестящие, несгибаемые!»