— «Сергей, ничего не выйдет!» — поспешил я разочаровать воспрянувшего было друга. — «То есть нет, конечно, можешь накатывать. И даже не по полстопаря, а по целому стопарю! Но завтра поутру тебе, со всеми прочими штыкам, придется отбивать меня и Бэтси Тюдор у испанской армии!»
— «Шо? Старшой таки скурвился?!» — с зубовной болью в сердце исторг из себя Рейнар. — «От чуяло ж мое сердце, шо не зря собачий сын по крышам взглядом шарит! Нэма ж жыття вид бэзсовистных людэй! Ну ладно, банкет переносится с места на место! Ты ему там прокалампоцай мозги где?нибудь так с полчасика. За текущий политический момент, международное общественное мнение, резонанс?реверанс… В общем, не мне тебя учить. А я тут скоренько с байдаками[44] подтянусь».
— Итак, господин бургомистр, — начал я то странное действо, которое Лис обозначил как «прокаламлоцывание». — Вы полагаете, что испанцы, получив ее величество и меня, уйдут из?под стен Маольсдамме?
— Именно так, — закивал мой собеседник.
— Хотел бы я знать, на чем основана ваша уверенность?
— Ну, так это, дон Гарсиа де Сантандер, генерал их, извольте знать, велел мне передать клятвенное обещание, что ежели мы выдадим вас без сопротивления…
— Он пощадит город, — с покровительственной улыбкой на устах завершил я речь смущенного голландца. — Ах, этот дон Гарсиа, дон Гарсиа! Мой друг, вас пытаются коварно обмануть, и вижу, наглому лжецу это почти удалось! Впрочем, смею уверить, мон шер, вы не первый легковерный простак, попавшийся на удочку этого старого пройдохи!
Честно говоря, я и представления не имел о возрасте и нраве испанского генерала, но само его звание и манера ведения боевых действий наводили на мысль, что это скорее зрелый муж, чем высокородный юнец, получивший командование в память о заслугах предков. К тому же опыт общения с д'Орбиньяком вполне доказывал, что старым плутом можно быть и в молодые годы.
— Начать с того, — неспешно продолжил я, старательно растягивая время, — что имя его вовсе не дон Гарсиа. На самом деле его зовут Авокадо Кокос, он выходец с Кипра, потомственный морской разбойник и работорговец. Неужели вы, бургомистр торгового города, можете поверить слову греческого пирата?!
Лавры моего напарника явно не давали мне спать, но, впрочем, тут с ним тягаться было бессмысленно. Тем более что пока я пытался лишь повторить один из множества его подвигов, сводивших с ума ошарашенных противников, он уже с блеском совершал новый.
Верзила, трогательно выводивший рулады, прервал исполнение свежего шлягера, повествовавшего о том, как польский князь Дмитрий Вишневецкий, он же отец Запорожской Сечи — казак Байда, нанизанный в Стамбуле на крюк, одним махом расстрелял из лука и турецкого султана Сулеймана Великолепного, и его супругу Роксолану, столь любимую соотечественниками моего напарника, и их дочь, о наличии которой лично я вообще ничего не слышал.
Верзила, трогательно выводивший рулады, прервал исполнение свежего шлягера, повествовавшего о том, как польский князь Дмитрий Вишневецкий, он же отец Запорожской Сечи — казак Байда, нанизанный в Стамбуле на крюк, одним махом расстрелял из лука и турецкого султана Сулеймана Великолепного, и его супругу Роксолану, столь любимую соотечественниками моего напарника, и их дочь, о наличии которой лично я вообще ничего не слышал.
— Тю, погляньтэ, хлопци, — разом забыв о родоначальнике запорожских казаков, протянул он. — Нияк, пан немчина до нашего куреню прыбув?[45] — Верзила грозно воздвигся над столом, оказываясь еще больше, чем выглядел в сидячем положении. — А у нас с немчинами розмова коротэсэнька, як ото поросячий хвист![46] — Он поднял со стола семилитровый оловянный кувшин и… без видимых усилий скомкал его, словно тот был из фольги. — Колы гроши е — став чаркы для усиеи громады, а вжэ колы нэма — будь ласка, пид мыкыткы та у ставок, чи то як його, у канал![47]
Не знаю уж, каким языком изъяснялся с этими природными рубаками дю Плесси, но для вошедшего в таверну Лиса громила не утруждал себя демонстрацией познаний в иностранных наречиях. Впрочем, Сергею это было и не нужно. С блаженной улыбкой мой добрый напарник наблюдал демонстрацию силы казачьего ватажника, или, как их именовали в землях мифической Укрании, ватажка.
— Тряскця тоби у брюхо, пэс смэрдючый! Щоб тэбэ пидняло тай гэпнуло, щоб тоби у Хрыстову Пасху пасок не йисты! А ото, що зъилось, то щоб и повылазыло! Чы то ж я, гад клятый, немчына?! Ты очи?то банькати рядныной протры! Мэнэ, прыродного козака, немчиною хаеш?![48]
Если принять за истину, что слово «немец» в устной речи русичей и малороссов этих лет обозначало вообще любого иностранца, не владеющего славянскими языками, стало быть, немого, не имеющего возможности изложить свои мысли, то немцем стал как раз собеседник моего друга.
— Ты ба! — наконец выдавил могутний казак. — Хай мэни грець! Вин же ж по?нашому лаэться![49]
— Ото тю на тэбэ тры разы! Кажу ж людською мовою — козак я з Мыргороду! Тамтэшнього полку сотнык — Сэргий Лис![50]
— Ой, лышенько! — покачал головой обескураженный громила, трубным голосом окликая своих знатно подпивших соратников. — Та прокыньтэсь вы, бисови диты! Чортопханци лэдачи! Дывиться, якый до нас пан сотнык у гости завитав![51]