Так размышлял Ястреб вместо того, чтобы спокойно отдыхать, восстанавливать силы. Всё получалось вроде бы логично. Ну ладно, ладно. Непонятно только — а зачем об этом вообще думать? Какое отношение это имеет к Смоляру? К делу? И близко не лежит. И всё же раздумье продолжалось. Скорее всего потому, что подсознательно Ястреб чувствовал: не было под этой логикой чего-то такого — твёрдой основы не хватало, интуитивной уверенности в своей правоте. Что-то мешало её возникновению. Что же?
И вдруг он понял: глаза.
Глаза этого самого послушника. Лицо постоянно оставалось в тени капюшона, но с глазами его Ястреб несколько раз встретился взглядом. И вот в них было что-то такое…
Стоп, стоп. А ведь, похоже, не первый раз он заглядывал в эти глаза.
Соберись с мыслями. Быстро, пока ощущение не исчезло. Значит, видел я их…
Додумать ему не позволили.
14
Каждый брат в Обители, как было сказано библиотекарем, может прийти в келью другого, если у него возникла серьёзная потребность.
У кого-то она возникла.
Дверь без замка, без задвижки. И вот она медленно, беззвучно отворяется. И человек в рясе, смутно различимый в проникающем сквозь окно лунном свете, делает шаг вперёд. Входит. Так же осторожно затворяет дверь за собой.
Первая мысль: киллер.
Но оружия не видно. И вошедший не делает никаких угрожающих движений. Наоборот. Медленно протягивает руку к выключателю. Зажигает малый свет.
Ах ты, проходимец! Распутник хренов!
— Ридан! Послушник! Стыдись…
Ещё одно движение вошедшего: непременный капюшон слетает с головы и повисает за плечами. Высвободившись из него, чёрные волосы падают, обрамляя лицо.
И тонкий, горьковатый запах наполняет комнату.
Высвободившись из него, чёрные волосы падают, обрамляя лицо.
И тонкий, горьковатый запах наполняет комнату.
— Ястреб, — проговорил вошедший — да нет, вошедшая же! — негромким, но теперь звонким голосом, требовательно и с обидой. — Как ты нашёл меня? Зачем? Ты меня предал? Ты враг? А как же?..
Она не закончила, нервно сглотнув — для того, быть может, чтобы сдержать слёзы.
— Простите? — Ничего другого не смог выжать из себя опешивший розыскник. — Не понял.
— Это он тебя прислал?
— Он? Кто?
— Не притворяйся! — Теперь предполагавшиеся слёзы сменились несомненным гневом. Она даже топнула ножкой — не очень эффектное в монашеских сандалиях, но всё равно проявление чувства. — Так вот: передай ему, и сам прими к сведению: я не вернусь! Никогда! Миллион раз говорила ему: я к нему совершенно равнодушна, и всегда такой останусь. Не нужна мне его слава и власть! Они стесняют!
Тут слёзы наконец одержали верх. И уже сквозь всхлипы она проговорила совсем тихо:
— А ты, ты!.. После всего, что было… Где же все твои клятвы? Где вся твоя любовь? Или это тоже было его задание?
О, господь всеблагой и всемогущий! Да что же это за напасть на мою голову? Может, это всё мне мерещится? Крыша поехала? Или сон такой идиотский? Ну, знаете ли…
Ястреб вскочил с постели, отшвырнув одеяло, потому что заявления, которые он собирался сделать, совершенно не вязались с горизонтальным положением.
— Послушайте, девушка, или кто вы там! Во-первых…
— Во-первых, я тебе давно запретила разгуливать голым: мы не нудисты. И ты не эксгибиционист. Приведи себя в порядок, будь любезен!
Выволочка эта была сделана совсем иным тоном: светски холодным.
Ах ты, нечистая сила! И в самом деле: жарковато было, и пижамы, тут имевшейся, Ястреб на ночь надевать не стал. Надо же — довести человека до такого состояния, чтобы он забыл об этом.
— Приношу извинения. — Он наскоро закутался в одеяло. — Но это ваша вина: ворвались среди ночи и вывалили целую кучу нелепостей. Теперь послушайте меня. Я с вами познакомился часа три тому назад в вашем архиве, до этого никогда вас не видел, ни в каких отношениях не состоял, клятв не приносил, и так далее, и тому подобное. Я даже не знаю вашего настоящего имени, поскольку вас представляли как мужчину. Поэтому постарайтесь уяснить, что я вас не искал, никто меня за вами не посылал, и о каком предательстве вы тут бормотали — не понимаю. Усвоили? Или нужно повторить? Если такой надобности нет — желаю вам спокойной ночи и прошу освободить меня от вашего присутствия немедленно!
Она, однако, не сдвинулась с места. Надменно подняла головку:
— По-твоему, я должна принимать всю эту болтовню за правду?
— Вся она, до последнего слова…
«Соответствует истине», хотел он сказать. И вдруг запнулся. Потому что понял: нет, правдой тут было не всё. Просто у него не сразу связалось — наверное, неожиданная и глупая ситуация повлияла. Если бы он ещё полчаса полежал спокойно в постели, то наверняка в своих рассуждениях добрался бы и до этого. Не успел — она не позволила.
Неправдой было то, что он её раньше не встречал, не видел. Встречал — один раз. И видел мельком — тогда. А второй раз — глазами Смоляра.
Неправдой было то, что он её раньше не встречал, не видел. Встречал — один раз. И видел мельком — тогда. А второй раз — глазами Смоляра. Когда наблюдаемый объект пытался, вернее всего, уложить её в кроватку. Кстати, судя по её только что сказанным словам, не преуспел в этом. Мелочь, но приятно — то, что и у Смоляра не всё и не всегда получается. Эта мысль взбадривает.