Нет, не вложили и не забрали; что же тогда? Кое-что немного перестроили. В этом Кромин убедился очень быстро. Сейчас — очнувшись — он чувствовал себя в кабинете совсем не так, как перед началом осмотра. Тогда — с опаской воспринимал окружающее, сейчас — очень доброжелательно, это относилось и к помещению, и к врачам, и ко всей этой аппаратуре, и — шире — ко всем тем наюгирам, с которыми пришлось здесь встретиться, к ректору в первую очередь, а что касается преподавателей, то к ним он сейчас испытывал чуть ли не какую-то нежность, без малого, как к братьям родным. Да и ко всей Наюгире: прекрасная планета, чудесный мир, исключительным везением надо считать то, что ему удалось попасть сюда. А уж как только он овладеет здешним языком — почувствует себя наверняка совершенно счастливым!.. Вот какое настроение владело им сейчас, он и в самом деле так чувствовал — и в то же время как бы наблюдал всё это со стороны, из глубины самого себя, из укромного уголка, где нормальный, здравый, рабочий взгляд на мир сохранился в первозданном виде. Сейф оказался надёжным, ничего не скажешь. Но вести себя сейчас следовало естественно, то есть — повиноваться чувствам, симпатиям, желаниям, стремиться к овладению языком и всеми другими знаниями, которые им намерены здесь дать.
И к тем, которые не намерены дать, — тоже.
Это была реплика уже из тёмного уголка. Из сейфа.
Ну что же, так и поступим.
Кромин не встал, а вскочил с кресла, улыбаясь, оглаживая медиков нежным взором, столкнувшись с которым, на лету ломались неуверенно-подозрительные взгляды одних врачей и тонули столь же радостные — других, не столь бдительно настроенных. Кромин подошёл к Изольду, тоже вдруг разулыбавшемуся, хлопнул по плечу, потянул за руку:
— Подъём, коллега. Нам ещё предстоит прогулка. Ручаюсь — это будет удивительная прогулка по романтическим тропкам, сквозь прекрасные заросли, вдоль голубой реки с золотистым песком берегов…
Ничего этого они ещё не видели Кромин с Изольдом. Но почему-то уже твёрдо знали, что всё так и будет, всё они увидят — и придут ещё в больший восторг. И разом — как солдаты по команде — двинулись к выходу.
Их никто не остановил, хотя спинами оба ощущали провожающие их взгляды. И Кромин не видел, конечно, спиной, но знал, что один из врачей сейчас же — не успеют двое скрыться из глаз — поднесёт к губам коробочку связи и предупредит — чтобы их, не дай бог, не потеряли из виду.
Потому что главное-то ведь ещё только предстояло.
* * *
— Прекрасный мир, — сказал Изольд с неожиданной для него проникновенностью. — Можно только позавидовать, не правда ли? Хотя бы вот это: на Терре нас бы давно уже комары заели, а тут — ни единого, словно их и в природе нет. Побочные следствия применения эногара, я полагаю.
— Эногара?
— Есть тут у них такой минерал.
«Странно, — подумал мельком Кромин. — Он вроде бы чистый лингвист, как и Горбик. При чём тут минералы?»
Они медленно шли по тому самому песочку, по самой кромке вдоль голубой речки, приглушённо бормотавшей что-то на интернациональном языке воды. Здание, из которого они недавно вышли, возвышалось в сотне метров справа, чёрт-те-сколькоэтажное, упирающееся в небеса, высоченное и такое же голубое, как и вода, и должно было, казалось, диссонировать с окружающей дикой (впрочем, неплохо, похоже, выдрессированной) природой; однако не воспринималось таким и не давило самим своим присутствием, но напротив, дополняло и совершенствовало всё остальное — наверное, благодаря хорошо продуманной архитектуре. Хорошо было здесь, честное слово, хорошо. И воздух был сладок, душист и — возникало впечатление — даже целебен.
— Мир — конфетка, — подтвердил Кромин. — Но чего-то мне ещё не хватает… Ага! Понял. Хочу выкупаться!
И правда — здесь было тепло и безветренно, да ещё и безлюдно, так что купаться можно было в натуральном своём виде.
— Блестящая идея! Давай!
Они разделись мгновенно и кинулись в речку — с шумом и брызгами. Течение было не быстрым, под стать равнинной ленивой речке, и не помешало переплыть на тот берег и сразу же — обратно, и снова туда, и ещё раз — обратно. При этом они совершенно не устали. Да и как-то нелепо было бы уставать в таком райском местечке. Но, когда вылезли наконец и растянулись на прогретом песочке, такая лень вдруг охватила обоих, что одеваться, возвращаться, заниматься чем-то показалось противоестественным, а главное — ненужным.
— Благодать… — пробормотал Кромин, переворачиваясь на другой бок; теперь он оказался спиной к Изольду, но всё ещё можно было вести пустой, ни к чему не обязывающий разговор — от нечего делать. — А хорошо, что они нас выбрали в союзники. Мы и на Терре можем навести такую красоту. Вот получим технологии…
— Да, — откликнулся Изольд, не поворачиваясь; голос его поэтому доносился словно откуда-то издалека. — Ты, кстати, какими технологиями занимаешься на Терре?
— Да разными, — ответил Кромин не сразу. — Телеакустикой в последнее время… до того — телеметрией в общем. Ну, и всякими прочими…
Сказав это, он помахал рукой около уха, словно отгоняя муху или комара; насекомых тут, однако, не было. Отгонял же он мысль — нет, даже не мысль, а скорее назойливое и неприятное ощущение, исходившее, видимо, из того самого уголка его мозга, что остался незатронутым при медицинском осмотре.