— Готово!
Минут пять было тихо. Все стояли, словно чего-то ожидая. Наконец, из норы показались руки, оперлись о поверхность, вынырнула голова, а за нею и всё прочее, из чего состоит человек. Даже такой грязный, каким в этот миг был главный здешний строитель. Отряхиваясь, он подошёл к отцу, говоря:
— Он всё сделал молодцом. Закрыл воду вовремя, перекрыл каналы. И сам отключился до команды.
— Значит, можно инициировать?
— Великая минута! — провозгласил Вирон, и я невольно глянул на часы. Из назначенного им срока прошло уже двадцать пять минут. Посмотрим…
Но смотреть дальше было совершенно не на что. Арос извлёк из кармана штуку, похожую на пульт от какого-нибудь телевизора, или в этом роде. Нажал. Снова спрятал пульт в карман. И сказал:
— По-моему, самое время подкрепиться, а?
И все пошли доставать из машин съестное и расстилать всякие покрывала и салфетки. Я усмехнулся:
— Что же вы не в столовой, а на лужайке?
— В такую погоду? — откликнулась Зоря.
Я усмехнулся:
— Что же вы не в столовой, а на лужайке?
— В такую погоду? — откликнулась Зоря. — Присоединяйся!
Я приподнялся с брезента. Но почувствовал, что спать мне хочется больше, чем есть.
— Разбуди к обеду! — попросил я её.
— Надеюсь, у тебя есть, во что переодеться, как полагается, — ответила Зоря, странно улыбаясь. Похоже, она была настроена на шутки.
— Будь уверена. Разве можно показаться тут, — я обвёл рукой пустырь, — без галстука? Как только проснусь. Я уже сплю, разве не так?
И в самом деле уснул почти мгновенно. Солнце грело, да и грунт был пусть и не мягким, но тоже, показалось мне, согрелся. А я не спал почти двое суток.
6
Я проснулся, когда для обеда было ещё, пожалуй, рановато. И разбудил меня не голод. А какое-то новое, возникшее во сне ощущение. Мне снились тревожные военные сны, рвались снаряды, и меня время от времени ощутимо потряхивало; однако к концу мною овладело вдруг чувство безопасности и покоя, и от него-то я, наверное, и проснулся.
Я по-прежнему лежал на своей брезентовой подстилке. Но ею и заканчивалось то, что я видел вокруг себя, засыпая.
Потому что брезент мой лежал не на жесткой крошке, в которую превратился стоявший тут до войны дом. Под этой подстилкой теперь находилось мягкое одеяло. Его рисунок показался мне знакомым. Одеяло, в свою очередь, накрывало готовую для сна постель, находившуюся, как ей и полагалось, на кровати. А кровать стояла в знакомой спальне, чьё распахнутое окно было, как и встарь, завешено нежно-зелёными гардинами с вытканными листьями; воздух в спальне был пропитан ароматом сирени, тени играли на потолке и тонко звонили невидимые колокольчики.
Это было, конечно, продолжение сна. Как и давно знакомый мягкий голос Дома, произнесший в следующее мгновение:
— Приглашаю всех к обеду. Стол накрыт в большой столовой. Приношу мои извинения за то, что в меню использованы только привезенные вами продукты: первый и второй каналы работают, но третий будет включён лишь к ужину. Костюмы вечерние. Добро пожаловать!
И вновь в спальне наступила тишина, нарушавшаяся лишь щебетом птиц за окном.
Я сел на кровати. Повертел головой. Нахмурился. Улыбнулся. Сплю? По ощущению тела — нет. По всему, что вижу и слышу, — разумеется, да. Глянул на часы. Я проспал два с половиной часа. Мало. Но — странно — спать больше не хотелось.
В дверь негромко постучали. Я узнал этот стук.
— Зоря?
— Можно к тебе?
— Я ещё не… Хотя что я. Тебе — конечно…
Она вошла, уже одетая к обеду, так что я не сразу решился приблизиться к ней — в моём армейском наряде, хотя уже не пыльном, каким он был перед тем, как я уснул.
— Одевайся быстрее! — скомандовала она. — Да улыбнись же! Нельзя хмуриться на первом после перерыва обеде в нашем старом, родном доме?
— Да откуда он взялся, — не выдержал я, — когда ещё три часа назад тут не было ничего?
— Были мы! — сказала она спокойно. — И, конечно, Семя.
7
— Нам повезло, — объяснял мне Виндор, — в том, что всё, из чего состоял наш старый дом, осталось здесь, на месте, пусть и в виде щебня и пыли; весь набор элементов сохранился.
А мозг, как и во всех современных домах, был спрятан и защищён настолько, что перенёс бы и ядерный удар тактической мощности. То есть ничего не пришлось подвозить заново, потому что тогда нам потребовалось бы больше времени. Ты сильно отстал от жизни, друг.
Я кивнул, соглашаясь: нас, военных, интересовали другие проблемы.
— И всё же: пусть есть исходный песок; но восстановить из него всё, как было, за неполных три часа — прости, не понимаю. Без механизмов, рабочих…
И я ещё раз оглядел столовую — с её старинным столом, массивными буфетами и поставцами, хрусталём и фарфором на крахмальной скатерти, картинами на стенах — со всем, что находилось в комнате, которой три часа назад просто не существовало в мире.
— Очень просто, — сказал строитель. — Всё это было и тогда, когда мы видели тут только пустырь. Только не в таком виде, а в двух других: в Семени, которое мы всегда храним, и в пространственном отпечатке, который оставляет каждая вещь, когда она исчезает, и который невидим для глаза, но может быть использован — если найден способ. А мы нашли его уже лет пятнадцать тому назад — и с тех пор наши дома стали вечными — если только мы не хотим внести в них какие-то изменения.