— С ней что-то не в порядке?
— Надеюсь, что нет; тем не менее, это один из немногих органов, расположенных и действующих у вас несколько не так, как у наюгиров. Откровенно говоря, увидев её, я был удивлён: мы выглядим настолько близкими друг к другу, но вот печень — и почки тоже, кстати… Но, возможно, то был просто частный случай, аномалия — это и среди нас случается. Это было, кстати, одной из причин, по которой несколько моих коллег высказывались против применения методики к вам.
— Именно ко мне?
— К терранам вообще. Я же считал, что это не повод. И, как видите, оказался прав. Хотя печень ваша… — сейчас врач внимательно глядел на дисплей своего компьютера, — действительно столь же аномальна, как и та, другая… Но вы ведь понимаете: мы не могли быть полностью убеждены — ведь та печень, как и весь организм, не подвергались воздействию методики, так что мы могли только предполагать — а вот сейчас я уже почти совершенно убеждён в том, что применение метода не оказывает на терран никаких отрицательных воздействий — как и на нас самих. Ну, всё, доктор Кромин, я очень рад найти вас в прямо-таки оптимальном состоянии.
И врач принялся убирать свои инструменты в чемоданчик.
— А вас не волнует, — поинтересовался Кромин, — что ваша откровенность в разговоре со мной может кому-то не понравиться?
Он уже почти уверен был, что его вопрос не вызовет удивления — напротив, окажется вполне понятным.
Врач лишь приподнял локти в стороны; терране в таких случаях пожимают плечами.
— Почему? Нас вообще никто не слышит…
— Ну, ну, — иронически проговорил Кромин (хотя на наюгире это прозвучало, конечно же, совсем иначе).
— Уверяю вас. Есть нерушимое правило: когда врачебный осмотр проводится по месту нахождения больного, вся контрольная аппаратура отключается. Сейчас — тоже.
— Соблюдение врачебной тайны? — Кромин постарался, чтобы это прозвучало как можно ироничнее. Нужная интонация возникала как-то сама собой: он и в самом деле овладел языком, как родной терраной.
— Да; и это очень серьёзно. Ведь если мы, допустим, находим у пациента серьёзную патологию, и это не останется абсолютной тайной, то в конце концов это может дойти и до него самого и подействует на его психику. Он поймёт, что состояние здоровья выводит его из числа тех, на кого распространяется Первый закон.
А это для наюгира — очень тяжёлый удар.
Первый закон? Рискнём предположить…
— Каждый имеет право убивать и быть убитым?
— Видите, даже вы уже успели усвоить это.
— С нашей, терранской, точки зрения быть убитым — не такое уж завидное право.
— Потому что вы не понимаете. Каждый счастлив отдать свою жизнь на благо Наюгиры. И каждому становится горько, если он лишается этой почётной возможности.
— Ага. Не к этому ли относятся те моральные возражения ваших коллег, о которых вы говорили?
— Нет, разумеется, вовсе не к этому. Коллеги сомневались: соответствует ли нашей морали — наделять таким мощным оружием, как наюгирский язык, существ из других миров — вот как вы, например; существ, ещё не усвоивших нашего мировоззрения. Ну, и кроме того — в процессе работы имело место некоторое нарушение традиционных ритуалов; однако мои единомышленники и я убедили всех в том, что ради такого необычного случая можно пойти и на некоторое отступление от правил. Кстати, вопрос о мировоззрении относился именно к вам: что-то в вашем сознании оставалось для нас неясным.
— Теперь-то, надеюсь, вы во всём разобрались? — усмехнулся Кромин.
— Возможно; но когда я направлялся к вам, эта запись находилась ещё в процессе расшифровки.
— От души благодарю вас, доктор, — сказал Кромин. — Вы помогли мне разобраться очень во многом.
Он встал с кровати; сладко потянулся.
Печень печенью, подумал Кромин, но о нервной системе он ничего такого не сказал. Будем надеяться, что она в общем совпадает…
— Я очень рад… — начал врач.
Нервная система сработала исправно: отключилась после первого же профессионального удара — твёрдым ребром ладони по переносице. Удар пришлось сдержать — чтобы не убить медика наповал: с ним ещё было о чём поговорить.
Кромин быстро оделся. Разорвал простыню и на всякий случай связал свою жертву по рукам и ногам. Заткнул рот. Убедился, что врач, находясь в отключке, дышит исправно. Очень хорошо.
Он раскрыл чемоданчик, перебрал инструменты. Среди них не было ничего, похожего на механизм для открывания дверей. Ладно, не страшно: мы воспользуемся вот этой длинной штуковиной — для чего бы она ни предназначалась в наюгирском здравоохранении. Где там заходит за порог язык защёлки — ясно помнилось со вчерашнего.
Кромин без труда отворил, а вернее — поднял дверь. Высунув голову, огляделся. Было пусто. Одна дверь — справа от него, одна — слева. За какой из них — Изольд?
Этого он не знал и решил подчиниться интуиции.
На этот раз она подвела, ещё не оправившись, как видно, после применения здешней методики. Дверь легко взлетела вверх — и прямо за ней оказался наюгир. Один из тех, что вчера сопровождали ректора, — но может быть, просто очень похожий на тех крепкой фигурой и спокойно-пустым взглядом жёлтых глаз. Оружие в его руках — то ли большой пистолет, то ли маленький автомат — было направлено прямо в грудь Кромина. Ага: десантный излучатель. Импульсный. Производство Федерации Гра…