— Значит, и наблюдение тут не работает?
— Его тут никогда не было. В те времена, когда это устроили, телевидения ещё не существовало. Вы не обратили внимания: это не бетон, а кирпич и дикий камень.
— Да, в самом деле. Постой, а выход наверх можно будет открыть без тока?
— Если он только не завален. Попробуем… Доктор!
— Ну, вот он я.
— Когда вы отпустите меня?
— Отпущу, сказано же.
— Когда же?
— Спроси чего полегче.
Оператор вздохнул и больше вопросов не задавал.
* * *
Выход наверх удалось открыть без чрезмерных усилий. Просто с кряхтением подняли, толкая изнутри, массивную крышку, закрепили в вертикальном положении, пожмурились от яркого дневного света. Стоя на верхней ступеньке лестницы, Кромин огляделся.
— Да-а, — только и проговорил он. — Как на другой планете…
Ничего иного сказать было нельзя. Потому что здесь не росли развесистые деревья с ласковой тенью; твердая, как бетон, потрескавшаяся земля вряд ли могла бы вскормить хоть одну, самую ничтожную былинку. Лишь вдалеке, километрах в двух, виднелась зелёная заросль — скупо и резко очерченная безжизненным пространством. Над оазисом поднималось здание Базы — видны были его верхние этажи, и всё. Воздух здесь уже не радовал ароматом, не ласкал гортань, но скорее царапал её. Не было ни следа хоть какой-то жизни ни на поверхности, ни в воздухе; впрочем, нечто виднелось высоко над головой, но это не было птицей.
Не было ни следа хоть какой-то жизни ни на поверхности, ни в воздухе; впрочем, нечто виднелось высоко над головой, но это не было птицей. И с первого взгляда становилось ясно: этим путём никуда не уйти. Под гневным солнцем Наюгиры, без пищи, без воды — да и будь она, много ли её запасёшь, если нести придётся на себе?
— И далеко тянется эта пустыня? — невольно спросил Кромин, хотя и сам уже всё понял.
Оператор ответил невесело:
— Так выглядят три четверти нашего мира. Наверное, увидеть это впервые и на самом деле страшно. Мы привыкли — за тысячи лет.
— До такого безобразия ваша цивилизация довела планету — со всеми вашими хвалёными методиками?
— Вовсе нет, — сказал оператор обиженно. — Когда-то она была такой вся — кроме узких полосок вдоль рек, но рек у нас мало. Вся история Наюгиры — это борьба за оживление её поверхности. Сейчас таких баз, как эта, уже много; но расширяются они медленно. Поэтому нам и нужна помощь других миров. Вот вашего, например.
— Но все почему-то отказываются сотрудничать с вами? Ничего удивительного; если только на Терре узнают о вас хотя бы то, что знаю я, то вряд ли найдётся хоть один человек, которому придёт в голову иметь с вами дело.
— Возможно, вы и правы, доктор Кромин, — если узнают только то, что знаете вы. Но вы успели узнать очень немного — а понять и того меньше. Вот если вы узнаете по-настоящему много о нас — тогда, я уверен, ваше мнение изменится и вы сможете показать нас так, как мы того заслуживаем. Впрочем, если даже вы не захотите… Благодаря визиту вашей делегации у нас уже есть некоторое количество наюгиров, владеющих терраной, а вскоре их будет ещё больше. Никогда не надо делать поспешных выводов, доктор Кромин; разве не этому учили вас, специалиста своего дела, на Терре? Я уверен, что и в вашем мире помимо мнений требуют ещё и доказательства, чтобы сделать вывод? Кстати, опустите оружие: оно здесь излишне. Думаю, что и вы сами поняли это.
Кромин медленно опустил оружие.
— Да, ректор, — ответил он. — Но у меня доказательств столько, что они убедят и самого нерешительного.
Он сказал «ректор», потому что именно этот наюгир только что поднялся к ним по лестнице, пройдя тем же путём, что и они сами. И сейчас стоял рядом — без охраны, без оружия, совершенно уверенный, видимо, в своей безопасности.
* * *
Порыв ветра налетел из пустыни, жаркий, шершавый и хлёсткий. Ректор поморщился. Сказал:
— Спустимся: думаю, разговор наш затянется, а этот ветер коварен и приносит болезни.
— Согласен, — ответил Кромин. — Но мне нужно несколько минут, чтобы вызвать с орбиты катер. Здесь прекрасные условия для посадки.
Он произнёс эти слова спокойно, тоном человека, владеющего положением. Да и в самом деле: он был тут единственным вооружённым, и если даже ректор привёл с собой охрану, да хоть солдат — с той позиции, что занял сейчас Кромин, можно было мгновенно поразить всякого, кто появится на нижней ступеньке узкой лестницы. А следовательно, можно было диктовать условия, одновременно дав понять, что он здесь не одинок: есть ещё некто на орбите.
— Предлагаю изменить последовательность, — невозмутимо сказал ректор. — Прежде всего наш разговор — переговоры, если угодно. А потом уже вы поступите, как вам заблагорассудится: вызовете катер или не вызовете, улетите или останетесь, сообщите вашим соотечественникам тот вывод или другой, противоположный.
Заметьте: я прошу вашего согласия, хотя мог бы сказать и по-иному: в наших силах — распылить ваш катер, едва он начнёт сходить с орбиты, и это весьма затруднит ваше положение. Я даю вам возможность вести переговоры на равных; если вам угодно выбрать другой вариант — сделайте одолжение!
Ага, вот, значит, какова ситуация.