Он ещё подумал о том, что для этой девочки сейчас самым разумным было бы — продав своего, тут же задёшево взять его, Гервана, он, пока жив, лелеял бы её молодость и младенца любил бы. Но ведь не поймёт… Он даже усмехнулся этакой мысленной прыти. А ведь в глубине души отлично знал, что если ему и хочется с кем-то играть в ночные игры, то только с Марголизой, чёрт бы её побрал; за столько лет она ему не приелась. А вот он ей…
Но тут мысли прервались, потому что и перед ним остановилась женщина и стала, не стесняясь, его разглядывать — сканировать глазами. Все посторонние соображения враз вылетели у Гервана из головы, он распрямился, расправил плечи, втянул живот (стояние за прилавком в течение многих лет как-то не прибавляет атлетизма) и попытался в свою очередь окинуть интересанку взглядом, излучающим честность, доброту, трудолюбие, прекрасное здоровье, а также отсутствие вредных привычек — всё разом.
Женщина, похоже, таких стараний заслуживала. Хотя и постарше Марголизы, была она, однако, подтянутой, ухоженной, даже, пожалуй, красивой, а главное — рыжеволосой; рыжие были для Гервана почему-то лучшими из женщин, хотя Марголиза волосы имела очень светлые, почти белые; но зато у неё были другие достоинства. Правда, и этой, похоже, их не занимать; и Герван ещё более выкатил грудь, даже дышать перестал.
Но всё же что-то в нём — а может, и вообще всё — даме не пришлось по нраву, и она, слова даже не сказав, качнула головой и проследовала дальше. Герван опустил живот, глубоко вздохнул, переступил с ноги на ногу и снова принялся глядеть на толпу. Марголиза рядом тоже шумно перевела дыхание и проворчала, кажется, «сука» — или «шлюха», может быть. Герван не расслышал точно.
Потом часа два к ним вообще никто не подходил. Марголиза развернула бутерброды, и они без помех поели. Только тут он позволил себе закурить ещё одну сигарету, пришёл в хорошее настроение и даже пошутил:
— Смотри — придётся тебе на обед тратиться.
— Тебе похудеть полезно.
— Пошли-ка мы лучше домой, а? Там и похудеем ещё разок, а?
Она усмехнулась:
— Если бы из-за тебя тут дрались — ещё подумала бы. А так… что я — хуже всех?
— А ты бы раньше спохватилась, — сказал он. — Лет на семь.
— Дети ещё малыми были, — объяснила она.
— Врёшь, не потому! Ну и страдай теперь.
— И пострадаю, — согласилась она и отошла в сторону, к урне, выбросить салфетки.
И сразу же кто-то тронул его за рукав. Он повернулся. Женщина. Она уже раза два проходила мимо, и на него вроде бы и не глядела. Однако заприметила, видно. Была она не старой, скорее даже молодой, но не очень свежей, и одетой хотя и не без яркости, но дёшево. Уж в этом Герван знал толк.
— Слушай, — сказала она быстро, полушёпотом, пока Марголиза ещё не успела вернуться. — У тебя под кожей есть? Тогда беру сразу. С ручательством — до тех соловьёв. Ну? Имеешь?
Но у него никаких подкожных не было — то есть какого-то скрытого имущества или денег, утаенных от жены и властей. И он лишь моргнул и слегка развёл руками. Тут подоспела Марголиза.
— Ну вот, наконец-то и вы подошли, — запела она. — Я как знала, словно специально привела того, кто вам нужен. Человек прекрасный, работник, добытчик, детям отец, да и в постели, скажу вам, с ним не уснёте. Прошу недорого, потому что вижу — дама вы порядочная и ласковая…
— А сами-то чего же? — спросила женщина, чуть похрипывая.
— Трёх полных соловьёв прожили в счастье… Но встретила я другого и так полюбила, так полюбила — ничего с собой не могу поделать. Рыдаю, а не могу, — Марголиза и на самом деле всхлипнула.
«Ну врёт! — подумал Герван. — Интересно, а мне она много врала? Да уж наверное, на мне она, видно, и упражнялась, тут одного таланта мало…»
— Ну что же, — сказала соискательница, как бы колеблясь. — Пожалуй, помогу вам. За символ.
— Это как, простите?
— За один тайгер. Ну, символическая плата. Раз у вас горит…
— Ну, это уж вы, знаете ли…
— А вы сколько же просите?
— Пятьсот тэ.
Раз у вас горит…
— Ну, это уж вы, знаете ли…
— А вы сколько же просите?
— Пятьсот тэ. И это даром!
Женщина усмехнулась:
— Даром не беру. Оставь себе и будь счастлива.
И отошла, покачивая бёдрами. Герван покосился ей вслед, прикидывая, как обошёлся бы с этими бёдрами в постели. Но из памяти лезло другое: как получалось это с Марголизой. Да ну её в самом деле! — разозлился и на неё, и на себя. Свет не клином, вон их тут сколько… Он вздохнул.
— Не горюй, — сказала Марголиза. — Дерьма такого. Дешёвка. И пьёт, несёт от неё. И наверняка с полдюжины детишек неизвестно от кого. Ищет, кто будет им сопли вытирать. Какая уж тут семья. Нет, я не зря тебя не отдала. Или, может, ты уже жалеешь? Готов сменять меня на такую?
— Мализа, — сказал Герван. — Пошли в кусты, я тебя трахну.
— Ох ты, — сказала она. — Откуда прыть? Да и мусорно там.
— Давай здесь, — предложил он. — Сразу стану котироваться.
— Болтаешь неизвестно что… Мадам, одну секунду! Вот человек, который вам нужен!
Холостой выстрел, потому что призыв обращён был к той самой молодой и беременной, что отдала наконец своего благобывшего и сейчас прошла мимо них, невольно вслипывая, пряча в сумочку деньги и доставая оттуда же платочек.