— Хорошо. Я согласен спуститься. — Кромин оглядел местность: нигде — никого, так что ждать удара в спину во время спуска вроде бы не приходится. — Вы пойдёте за мной, отставая на десять ступеней. Ступайте громко, чтобы я слышал каждый ваш шаг. На последней ступеньке остановитесь — я скажу, когда можно будет войти.
— Вы хорошо обучены, доктор.
Кромин не счёл нужным ответить. Вместо этого перевёл оружие в режим полной мощности, огня на уничтожение. И не сошел, а скатился по лестнице, прыгая через три-четыре ступеньки сразу и приземляясь на носки — чтобы железо не очень гудело. Палец лежал на клавише огня, готовый вжать её до предела, едва кто-либо промелькнёт внизу. Если его хотели захватить обманом — сейчас для этого был самый удобный момент.
Но никто не появился. Кромин соскочил с последней ступеньки, пригнулся, выглянул из-за угла; в ближайшем помещении поста не было ни души. Стремительно ворвался в среднюю комнату, в проёме отработанным движением нырнул, встретил пол левой ладонью, правая рука с излучателем была вытянута вперёд; если по нему хотели хлестнуть встречным огнём — трассы прошли бы поверху, а перенести прицел противник уже не успел бы. Но и здесь не было никого. В третье помещение Кромин заглянул уже почти спокойно. Никто не ждал его и тут.
Это как будто бы должно было свидетельствовать о честных намерениях ректора. Но не очень-то в его честность верилось. Всё говорило в пользу другого варианта.
Кромин вернулся к лестнице. Оба наюгира послушно ожидали его на нижней ступеньке, как им и было велено. Не опуская оружия, Кромин хмуро проговорил:
— Входите. Садитесь рядом.
Сам он уселся напротив, у противоположной стены.
— Ну, что же вы хотите мне сказать? Что вы — цивилизация каннибалов? Людоедов? Но это я и сам уже понял. Что ещё?
* * *
Он ожидал, что ректор хотя бы опустит глаза. Ничего похожего; наюгир по-прежнему смотрел на него — спокойно и, кажется, чуть печально. Потом медленно кивнул:
— Да, нас можно назвать и так — хотя сегодня это будет уже неточно. — Он вздохнул. — Исторически — да, это так. Нам суждено было оказаться в мире с богатейшим минеральным царством — и крайне бедным растительным, а следовательно, и животным. В течение тысячелетий мы отвоёвывали у пустыни и оживляли один клочок за другим; но и сейчас большая часть планеты такова, какой вы её только что видели наверху. Нам нужна помощь со стороны, прежде всего — помощь продуктами питания, за которые мы можем хорошо заплатить теми ископаемыми, порой очень редкими, которых постоянно не хватает в большинстве цивилизованных миров. Но нам не хотят помогать. Мы как бы поставлены вне закона. Хотя давно уже не используем себе подобных в пищу. И хотя нет такого мира, который в своё время не прошел бы через эту стадию развития. Просто остальным удалось отказаться от этого раньше…
— Если бы вы отказались! — не вытерпел молчания Кромин. — Но ведь и сейчас!
— Нет, мы не едим друг друга, я уже сказал.
— Но вы убиваете себе подобных!
— А вы? Разве вы не воюете и не казните?
— Но это совсем другое!
— Почему же? Убийство есть убийство, а уж если говорить о мотивации, то наша, я уверен, даже благороднее.
— По-вашему, убить профессора Горбика было проявлением благородства?
— Это было вызвано необходимостью.
— По-вашему, жестокая традиция — это необходимость?
— Нет. Наоборот: необходимость — это традиция.
— Не совсем понимаю.
— Между тем, всё очень просто. Наши предки долгие годы жили, не развиваясь, способные только удержать себя от вымирания. Но умнейшим из них становилось всё более ясно, что эта борьба с природой окончится нашим исчезновением. Нужно было много знаний и умений для того, чтобы начать пусть и медленно, но всё же одолевать жестокую природу. Нужно было как можно быстрее распространять и знания, и умения среди наюгиров. Те же самые проблемы, собственно, в своё время стояли и у вас — но у вас они решались значительно легче.
— Почему же так?
— Потому, что мы не могли тратить целые годы на обучение. Двадцать лет жизни было у нас чуть ли не максимальным пределом. А ведь человеку мало получить знание — нужно успеть применить его, чтобы мир продвинулся ещё хоть на крошечный шажок вперёд. Мы должны были найти способ быстрой, почти мгновенной передачи больших объёмов знаний и навыков. И мы нашли его.
— Вы хотите сказать…
— Я хочу сказать, что наша находка не является чем-то новым для вас — как и для остальных живых миров. У вас это было найдено ещё во второй половине столетия, которое вы называете двадцатым, и получило название «Транспорта памяти». Не стану утомлять вас подробностями; скажу только, что у вас уже очень давно узнали, что если ввести необученному животному экстракт мозга другого, обученного, — просто сделать укол — то второе животное получает всё то, что хранилось в памяти первого, поскольку в мозгу всё это кодируется на молекулярном уровне. То же самое узнали и мы. Но вы остановились на уровне животных — во всяком случае, в официальной практике, потому что у вас уже куда раньше было налажено обучение словом и показом. У вас было время, которое вы могли тратить на это, а у нас его не было — и мы сразу же пошли дальше. Перешли к людям.