— Есть хочу…
— Жить будет! — решил хвостатый. — Так, ты лежи, я щас за врачом сбегаю…
— Врач?
— Ну, лекарь местный… — Он убежал.
Я перевела взгляд на рыцаря:
— Кошмар!..
— Что, больно? — Он с тревогой подался вперед.
— Да не очень… я про тебя говорю — на кого ты похож?!
— Ну, извини, какой уж есть. — Осунувшийся Риган улыбнулся. — Я уже думал, что ты никогда в себя не придешь…
— И не надейтесь… — Я снова попыталась шевельнуться. — Черт, да что такое?.. Э?! Вы… зачем вы меня связали?!
— Чтобы ты случайно не повредила самой себе. Рана плохо закрылась.
— Шрам останется?! — ужаснулась я.
— Скорее всего.
— Ужас! Единственное достоинство — третий размер, так ведь и то изуродовали!.. А ну, развяжи меня, щас я им…
— Не волнуйся, — успокоил меня рыцарь, аккуратно распутывая узлы. — Мы им уже объяснили, что они были не правы…
— Всем?
— Всем до единого. — Он бросил веревки в угол. — Ты только лежи спокойно, как бы швы не разошлись.
— Швы?.. Ого! А кто меня штопал? Откуда здесь лекарь? Где мы вообще?.. — засыпала я беднягу вопросами. Он открыл было рот, чтобы удовлетворить мое любопытство, но тут полог из листьев, занавешивающий вход в хижину, откинулся, и внутрь вошел невысокий седой старик в холщовой рубашке и брюках.
— Ну, здравствуйте, моя милая! — немного смущенно сказал он.
Я вытаращила глаза:
— Академик Попретинский?! Но… как?! Вы же… вы же умерли!
— Ты его знаешь? — удивился Риган. — Откуда?..
— Это мой сосед! То есть бывший сосед… ничего не понимаю, я же сама была на ваших поминках!.. И лично, извиняюсь, в гробу вас видела!
— Где? — живо переспросил академик и покачал головой: — Ну надо же, а я думал, мне все это приснилось… то есть мне снилось, что я в Петербурге, еду из академии, и тут почему-то сильно закололо в груди… Помню, книга выпала из рук…
— У вас случился сердечный приступ, — сказала я. — И «скорая» не успела… Стойте! Вы сказали — книга?!
— Да.
— Какая книга? Такая старинная, в кожаном переплете, с непонятными значками?!
— Кажется, да… — Глаза академика блеснули: — Ты тоже ее читала?!
— Читала!.. И вот результат…
— Это неслыханно!.. — пробормотал Попретинский. — Ели бы я знал… Однако давайте-ка сначала вас осмотрим. Будьте добры, молодой человек, подождите за дверью.
— Зачем?
— Как — зачем?! — ахнул целомудренный Юрий Семенович. — Но… девушка, в некотором роде… не одета!..
— Чего я там не видел?..
— Риган! — Я покраснела до ушей. — Сгинь с глаз, похабник! Не позорь меня при людях!..
— Как скажешь… — Ухмыляясь, нахал вышел.
— Никакого воспитания! — сердился академик, осматривая мою рану.
Да, в общем-то, «рана» — это слишком сильно сказано. Ничего особенно страшного. Слава богу, шрам не слишком большой, а то ходить бы мне до конца жизни в платьях «под горло»…
— Ну что, все нормально? — осторожно поинтересовалась я, глядя, как лекарь мажет багровый шов какой-то липкой мазью.
— Более чем, милочка, более чем! Жить будете… и даже хорошо! — Он наложил повязку и отошел, чтобы помыть руки. Я медленно села на матрасе. Общая слабость, под ключицей ноет, отдавая в плечо, но в конечном итоге, кажется, мне повезло.
— Юрий Семенович, — снова спросила я. — Неужели вы не знали, что это за книга?! Вы же ужасно умный!
— Ну, не умнее многих моих коллег… — отмахнулся он. Профессор был совершенно чужд всякого тщеславия. — Видишь ли, Стасенька, эта вещь попала мне в руки совершенно неожиданно! В тот день, утром, собираясь ехать в академию, я вспомнил, что забыл прочесть докторскую диссертацию Иванчука, отзыв о которой я должен был дать уже давно и все откладывал… Я принялся ее искать, перерыл все в квартире, но она как сквозь землю провалилась. Ужасно неудобно, подумал я, и полез на антресоли, в надежде, что, может быть, злосчастный труд каким-то образом окажется там… Докторскую я не нашел, но нашел странный кожаный том, который видел впервые в жизни!.. Я все свои книги наизусть помню, а эту видел в первый раз… Это было очень странно, но время поджимало, и я, решив поискать диссертацию вечером, уехал в академию.
. Я все свои книги наизусть помню, а эту видел в первый раз… Это было очень странно, но время поджимало, и я, решив поискать диссертацию вечером, уехал в академию. А там закрутился, словно белка в колесе, к тому же разругался в пух и прах с Карапузовым, который обвинил меня в закоснелости взглядов и посоветовал уйти на пенсию, и совсем забыл про книгу. Вспомнил о ней только когда за мной пришла машина, чтобы ехать домой. И вот, пока стояли в пробке, я ее открыл…
— И все-все поняли?!
— Напротив, девочка моя, — ничегошеньки не понял, и очень озадачился!.. Но настроение у меня, сколько помню, было не очень хорошее, и я не стал ломать голову над новым языком, хотя при тщательном рассмотрении, думаю, его можно было перевести — там много общего со старославянским… В общем, я принялся просто рассматривать иллюстрации, и на какой-то из них, кажется, на изображении лесной чащи, мне пришла в голову мысль бросить все и уехать куда-нибудь в деревню, писать новую книгу — в тишине, в покое, чтобы меня не выводили из себя всякие бездари вроде Карапузова!.. И тут, Стасенька, случилась какая-то странная вещь…