Ну, все.
Я пулей вылетела из воды, натягивая на себя одежду окоченевшими руками. Даже ботинки не стала надевать — сейчас я его собственноручно утоплю!.. Мыш, хохоча, сиганул по камням вверх:
— Да ладно, ладно тебе! Подумаешь — и не улыбнись уже!..
— Убью!.. — Я схватила секиру и, размахивая ею, полезла по склону вслед за крысом. Подумать только, у всех грызуны как грызуны, а у меня… ну натуральная же сволочь! Его бы в озерцо кинуть — мы бы еще посмотрели, кто из нас кошка мокрая!..
— Не догонишь, не догонишь! — верещал Мыш, взбираясь по тропе. — Что, слабо?..
— Я тебе покажу!.. Вот поймаю — пожалеешь, что на свет родился и на глаза мне попался в тот день, в зоомагазине!
— Фига лысого ты меня поймаешь! Руки коротки!
— Зато ноги длинные!
Вопя и препираясь, мы забирались все выше и выше по горной гряде. Меня разобрал нешуточный охотничий азарт. Озеро и кочевники остались где-то далеко внизу… Длиннохвостый, первым достигнув вершины хребта, воинственно прыгал с камня на камень:
— Запыхалась?! Курилка картонная! Пойма-ает она меня, как же!.
. Держи карман шире… ай!
Я крепко сцапала говоруна за хвост.
— Кто тут — курилка?! — встряхивая его вверх ногами, вопрошала я. — Кто — кошка мокрая?!
— Ай-я, пусти!.. Ну пусти, злыдня, ты чего, шуток не понимаешь?..
— Умел шутить — умей и отшучиваться! — Я плотоядно усмехнулась. — Что, страшно?.. А так?!
— А-а-а. не надо меня раскачива-ать! Меня сейчас стошнит!..
— Ничего с тобой не случится…
— Пусти, у меня вестибулярный аппарат слабый!.. Это, между прочим, статья 128, пункт «а»!
— Чего??
— За жестокое обращение с животными!.. Лапы прочь от хвоста, мародерка!
Я перестала крутить беднягу в разные стороны и прислушалась. Показалось?..
— Папа!.. — раздалось откуда-то снизу. Я помотала головой — глюки!..
— Ну? — кротко поинтересовалась жертва моего террора. — Наигралась? Может, поставишь меня на ноги?..
— Папа, папа!..
Черт, опять. Я опустила крыса на камень и прислушалась снова. Нет, граждане, не глюки это! Испуганный детский голосок отчаянно звал на помощь. Я взобралась на самый большой валун.
По другую сторону хребта простиралась зеленая равнина, слегка затянутая предвечерним туманом. Внизу, прижавшись спиной к серой скале, стоял мальчишка лет десяти, в странной меховой одежде. На него медленно наступали четыре здоровенных волка.
— Па-апа! — снова закричал мальчик, вжимаясь в камни и закрыв лицо руками.
— Е-мое! — округлил глаза Мыш, карабкаясь ко мне на плечо. — Совсем страх потеряли, среди бела дня на людей кидаются!.. И, главное, не могли чего покрупнее найти? Пацан же им на один зуб…
Я инстинктивно сжала в руках секиру. Сердце, замирая от страха, бухнулось в пятки… Господи, что делается! Они же его загрызут!..
— Пошли к нашим, — торопливо зашептал крыс, дергая меня за ухо. — А то эти людоеды, чего доброго, заметят еще… ты хоть и не центнер весишь, но все же больше, чем этот детсадовец… Стаська! Не дури без толку!.. Это тебе не обезьянок по черепам лупцевать!.. Сожрут — и ботинок не оставят!
— Я без ботинок… — пробормотала я, не отрывая глаз от волков. Один из них пригнул голову и сделал шаг вперед…
Страх сразу куда-то пропал. Перепрыгивая через камни, я ринулась по извилистой тропинке вниз.
— Стаська! — орал перепуганный Мышель, вцепившись в меня всеми четырьмя лапами. — Куда ты?! Ненормальная!..
Я его не слушала. Кубарем скатившись с горы, моя светлость грохнулась прямо перед мальчишкой. Он, увидев меня, замолк, удивленно хлопая большими голубыми глазами.
— Привет, — сказала я. — Неприятности?..
— А где папа?
— Я за него… отойди-ка!
Стоявший ближе всех волчара глухо зарычал и напружинился. Я закрыла собой ребенка и, чуть пригнувшись, поудобнее перехватила рукоять секиры. Зверь прыгнул. Я выбросила тело вперед, размахнулась и рубанула с плеча. Волк взвыл и серебристым клубком откатился в сторону…
Их было больше.
Волк взвыл и серебристым клубком откатился в сторону…
Их было больше. Руки уже не слушались, плечи онемели, а оставалось еще двое. Тот, первый, зарубленный, валялся неподалеку, второй, оставшись без лапы, исчез в наплывающих синих сумерках. Зато оставшиеся двое явно учились на чужих ошибках и сейчас пытались зайти со спины… И рано или поздно, но они меня достанут.
— Мыш! Быстро дуй в лагерь! Я прикрою…
— А ты?..
— Быстро, сказала!.. Зови остальных, а то через пять минут будет уже поздно…
Хвостатый соскочил с плеча и серой тенью взлетел вверх по тропе.
Хищники возобновили атаку. Пока что я успевала уворачиваться, но понимала, что долго не продержусь. О себе уже не думала. Ребенок. Они загрызут сначала меня, а потом — его.
— Ну, гады… — проговорила я, собрав последние силы и поднимая секиру над головой. — Живой я вам не дамся!..
Тот, что справа, пользуясь тем, что я отмахивалась топором от второго, сбил меня с ног и вцепился в штанину. Я завопила дурным голосом и съездила пяткой ему в лоб. Волк глухо зарычал, но зубов не разжал. Продолжая орать, я попыталась отползти в сторону, суча ногами в воздухе. Раздался треск ткани… Тому, кто придумал широкие штаны-трубы, надо ставить памятник! Если бы не они, ноги у меня уже не было бы… Ай!