— Я понимаю, — Рышард кивнул.
— Вот и хорошо, тогда на прощание — по стопочке коньяку. — Загоракис влез куда?то под стол, откуда с грохотом извлек плоскую высокую бутылку, в которой плескалась жидкость цвета крепкого чая. — Это настоящий греческий коньяк! Не какой?нибудь «Метакса» или расфуфыренный «Хеннеси»!
На столе появились две стопочки и блюдечко с нарезанным лимоном.
— Ну, за удачу! -сказал майор, когда коньяк был разлит.
— За удачу! — ответил Рышард, когда стопочки с мелодичным звоном соприкоснулись.
17 июля 2219 года летоисчисления Федерации
Земля, Сан?Антонио
Зал ожидания, огромный, словно стадион, был полон народу. Деловитые носильщики сновали вокруг с таким важным видом, что можно было заподозрить в них бастардов графской или даже королевской крови. Зато спешили пассажиры, одетые во что угодно, от бикини до строгих деловых костюмов, интерлинг звучал с десятками разных акцентов.
К счастью, университет позаботился о том, чтобы его гость не заблудился. В шеренге водителей, держащих таблички с именами людей, которых им предстояло встретить, нашелся один, на чьем «транспаранте» оказалось написано «Рышард Крачковский».
— Судя по всему, вы ждете меня, — сказал Рышард, приблизившись к нему.
— И, судя по всему, дождался, — в тон ответил шофер, молодой голубоглазый парень.
Они дошли до машины — обыкновенного аэротакси, на борту которого красовалась довольно нескромная надпись «Добро пожаловать в Университет Сан?Антонио — самый лучший университет в мире!».
Полет длился недолго благодаря тому, что водитель направил летающую машину в обход городского центра. Из пригорода, где разместился аэропорт, он доставил пассажира в другой пригород, где обосновался университет, по окружности.
Как ни странно, такой путь в любом мегаполисе обычно оказывается короче прямого.
— Вам вон туда, — сказал шофер, высадив Рышарда у ворот. — Идите по главной аллее, а потом будет поворот направо. По боковой дорожке и доберетесь до департамента социальных наук.
— Спасибо, — сказал Крачковский и двинулся в указанном направлении.
Он прошел старинные ворота, врезанные в ограду, сваренную из металлических прутьев — больше символ почтенного возраста университета, чем преграду, и оказался на довольно широкой аллее, обсаженной пальмами. Вокруг, на траве, в тени деревьев, было полно молодых людей и девушек. Все они выглядели ужасно озабоченными, одни листали учебники, другие судорожно колотили по сенсорам мобибуков.
Легко можно было догадаться, что это абитуриенты.
Поворотов направо обнаружилось несколько, но сориентироваться Рышарду помогли указатели. Следуя им, молодой ученый довольно быстро добрался до трехэтажного белого здания, больше похожего на виллу, чем на учебный корпус.
Тем не менее надпись над дверью гласила: «Департамент социальных наук», а желающих поступить в университет тут оказалось не меньше, чем в окрестностях центральной аллеи.
— Вы к кому, сэр? — Внутри дорогу посетителю преградил немолодой, но подтянутый мужчина в форме охраны.
— Мне к декану, — сказал Рышард, доставая на всякий случай идентификационную карточку, — моя фамилия Крачковский.
— Да, мне сообщили о вас. — Охранник отступил в сторону. — Проходите, третий этаж, направо. Мистер Джефферсон ждет вас.
Кабинет декана обозначала дверь, обитая красной кожей. Секретарша встретила посетителя улыбкой, от белизны которой можно было ослепнуть. Щуриться, по крайней мере, приходилось.
— Я — Крачковский, — сказал Рышард, не дожидаясь вопросов.
— Проходите, — проворковала секретарша, с такой интенсивностью трепеща ресницами, что щеки Рышарда обвеял легкий ветерок. — Мистер Джефферсон приказал впустить вас немедленно.
Дверь из приемной в кабинет бесшумно взвилась вверх- последний писк моды, — и Крачковский шагнул в обиталище декана.
— Я ждал вас. — Навстречу Рышарду из?за стола поднялся крепкий мужчина, удивительно молодой для своей должности.
В мозгу «польского социолога» побежали строчки выученного назубок досье: Джефферсон, Томас Джон, тридцать восемь лет, доктор антропологии, специалист по редким религиозным культам. Жена, сын пятнадцати лет. К «Белому Возрождению» отношения не имеет.
Улыбка Джефферсона оказалась заразительной, рукопожатие — сильным, а светлые глаза на загорелом лице приветливо щурились.
— Садитесь, мистер Крачковский, — предложил он, — поговорим о ваших перспективах в нашем университете.
Рышард поставил сумку и расположился на стуле для посетителей.
— Я помню, что ваш грант касался городской социологии? — спросил декан. — Чем именно вы хотите заниматься?
— Этнической стратификацией, — ответил Рышард, — проблемами того, как этно- и национальные группы распределяются по ступеням общественной лестницы. Сан?Антонио в этом плане — самый подходящий город.
— Да, — кивнул Джефферсон, — у нас очень много разных национальных групп — от мексиканцев и индейцев до ирландской и китайской общин. Тему вы выбрали довольно интересную и новую. Надеюсь, вы знакомы с работами профессора Барышева в области этностратификации?
— Разумеется, я просматривал его последнюю статью в «Мировой социологии» в мае, — поддерживая разговор о науке, Рышард одновременно изучал собеседника.
Судя по жестам и мимике, чувствовал тот себя спокойно и совершенно уверенно.
— Хорошо, — проговорил декан. — Я, понятное дело, не специалист, но ваши познания кажутся мне достаточными. Вам будет небезынтересно побеседовать с профессором Фонти, он у нас занимается проблемами этнологии…